Родом Митрич был с Поволжья, происходил из безземельных крестьян, потому всю беспросветную жизнь мыкался батраком. Только под старость лет после переселения в Сибирь смог отстроить избу, жениться и завести семью. Несколько коротких лет человеческой жизни — вот и все, что судьба подарила новому знакомому.
— Только вон оно, как обернулось. Холера не разбирается и жалости не знает. Год назад схоронил всех своих. Видно, такова воля Божия. Аки библейского Иова проверяет и испытывает — не заропщет ли, не усомнится в вере раб Его? — Старик привычным движением перекрестился. Помолчал, жуя беззубым ртом, и продолжил. — Вот и сегодня думал, что всё. Пришёл мой черёд. Не выплыву. Видать, не пробил еще мой час, раз ниспослал Господь тебя, паря.
Дед снова перекрестился и поцеловал, вынув из-за пазухи, нательный крест. Потом взглянул на Артёма и промолвил:
— Не к добру это…
— Что не к добру? — опешил Тёма.
— Крышта на тебе нет. Плохо это.
Артем не сразу понял слова собеседника из-за проблем с артикуляцией, но ритуальные жесты старика оказались красноречивее слов.
— Когда нырял, потерял… — наскоро соврал Артём, для убедительности сделав жест, будто бы проверяет, на месте ли цепочка.
— Может, грех на тебе какой? Ты не беглый, часом?
— Да не. Что ты… Я от поезда отстал. Вот теперь думаю, как дальше добираться.
— А куда едешь то, мил человек?
— К сестре в Тверь, — назвал Тёма первый, пришедший в голову, старый город. — Хотя, теперь уже и не знаю. Вещи в поезде остались. Ни курева, ни документов теперь нет. Разве что денег немного в бумажнике осталось.
Неожиданно в голову ему пришла мысль, которую он тут же и озвучил:
— Ты лучше продай лодку мне, раз от речки у тебя кости трещат. Сам говоришь.
— Да на кой она тебе, паря? — пьяно усмехнулся дед — До Твери не доплывёшь.
— Да не. Хочу немного тут оглядеться. Опять же, рыбы хоть наловить на уху.
— Не, паря. Ты всё ж-таки беглый. Ну да не моё енто дело. А с едой я тебе подсоблю. Сегодня Бог послал малость.
Старик, кряхтя, поднялся, натянул на костяк почти просохшую одежду и направился к своей лодке. Когда он вернулся, Артём тоже успел одеться и теперь сидел на песке, тщательно наматывая портянки и надевая сапоги.
— Вот. Что Бог послал, тому и рады.
Из котомки появился ломоть хлеба, кисет с табаком и та самая чекушка, которую дед тут же осушил до дна. К радости Тёмы, нашёлся и кусок газеты.
— Спасибо Митрич! Табачок мне сейчас — то, что нужно. — Отрывая лоскут бумаги для "козьей ножки", Артём заметил год издания газеты "1910". "Славке надо будет сказать. Пусть вспоминает, что тут к чему" — подумал он, слюнявя и заклеивая край самокрутки. Затем, тщательно набив табак, прикурил от головешки. Есть тоже хотелось, но черствая, грубая даже на вид горбушка хлеба не внушала доверия.