Пока Паркенс ломала голову, как подстроить задуманное, пение баллады заменили танцами, и Джесс, и Бренну, и Нормину, рядом стоящих, подхватило задорной хороводной вереницей в шумный пляс.
Еще долго веселился народ, покуда утомленные и запаренные крейгмилларцы не уселись перевести дыхание на заранее заготовленные массивные бревна, деревянные колоды и другие подмостки близ пламенеющих костров.
Уставшие рассаживались как им угодно, по интересам: близ своих родных, другов[18], милых сердцу. Наверное, поэтому атмосфера вокруг каждого костерка располагала к тихим песнопениям любимых запевок, россказней небывальщины, потешной или мистичной, к спокойным, дружественным беседам.
Всех леди Маккоул усадил подле своего костра Локсли. Он непрестанно подкидывал в него заготовленный хворост и сушняк. Тут же Иэгэн развлекал Лилиас своими познаниями в том, как встречают этот знаменательный день в других далеких землях. Маргарет не отпускала свою горничную от себя: заметно было, что ей и впрямь в этот поздний час нездоровилось, она была бледна, снова молчалива. Вдова недолго почтила своим присутствием, извинилась перед собравшимися и вернулась в замок, наотрез отказавшись от помощь в сопровождении Джессики или кого бы то ни было. Ее горничная, победно вздернув нос, деловито подхватила под локоть хозяйку и медленно свела ее в господские покои.
Джессика не удержалась и высказалась Локсли:
— Я, признаться, испытываю неловкость. Я долго не верила жалобам на здоровье леди Маргарет, но сегодня увидела, как нелепо ошибалась. Может, она скрывает от всех, что больна чем-то серьезным?
— Я, думаю, время покажет, что вы зря волнуетесь. Иэгэн — хранитель обители Маккоулов, не позволит случиться чему-то дурному с клановцем. Особенно, если это подвластно его молитвам и способностям врачевателя, — пытаясь успокоить словами, Морай присел к Джесс поближе, на место, которое только что покинула Маргарет.
— Наверно, вы правы, я уже не раз убеждалась относительно целительной силы черноризца, — Джесс покосила взгляд на монаха, всё так же мило беседующего с Лилиас: они сидели с другой стороны от костра, немного в стороне. Джессика же выбрала такое место, чтобы в поле ее зрения оставались и ее горничные, которые были возле соседнего огонька обласканны вниманием Гавина.
— Ну вот! Посмотрите на меня! Моё последнее ранение носило смертельный характер, но я не только жив, но и поднят на ноги раньше срока и чувствую себя превосходно! И всё благодаря этому доброму монаху!
— Не напоминайте мне о битве при осаде Данноттара! Поверьте, мне трудно вспоминать те дни, — грустно вздохнула Джессика.