Делаю глубокий вдох, беру себя в руки, и открываю дверь.
— З-здравствуйте. — Мой голос дрожит. Я ненавижу это.
С усилием выпрямляюсь.
— Ривер.
Он меня знает. Я его — нет.
Но все знают, кто я.
Ребенок убийцы полицейского.
Если бы только они знали правду!
Интересно, работал ли он с моим отчимом? Был ли его другом?
Все дружили с отчимом.
Потому что не знали его настоящего.
Офицер смотрит на меня с отвращением.
Как и все в этом богом забытом городке.
Иногда я жалею, что мы не можем уехать. Но бабушка не хочет. Она всю жизнь прожила в этом городе. Она родилась в этом доме. Говорит, что и умрет здесь.
И говорит, что мы не бежим от наших проблем. Мы встречаемся с ними лицом к лицу.
Но если бы я мог убежать, я бы это сделал. Далеко-далеко.
Но я не могу. Поэтому стою здесь.
Упираюсь кроссовками в пол, пытаясь стоять ровно. Рука на двери, за которую я держусь, дрожит.
— Бабушка дома? — спрашивает он.
Я киваю, пульс бьется в моем внезапно пересохшем горле.
— Ну, можешь пойти и позвать ее?
Я снова киваю. Но не могу пошевелиться. Не могу оторвать ни ног от пола, ни руки от двери.
Он хмурится, на его лице проступают морщины, и делает шаг вперед, стуча ботинками по деревянному крыльцу.
«Топот ботинок по ступенькам. Он дома».
Он наклоняется ко мне.
— Да что с тобой такое, парень? Ты что, умственно отсталый?
Парень.
«— Ты сделаешь то, что я тебе скажу, парень».
— Нет, он не умственно отсталый. — Резкий голос бабушки похож на спасательный плот посреди ночного кошмара. Ее мягкая, но сильная рука опускается на мое плечо, успокаивающе сжимая, и я немного расслабляюсь. — Может, в этих краях ты и закон, но никогда больше не разговаривай так с моим внуком.
Офицер смотрит на нее сверху вниз.
Бабушка, может, и маленькая — я уже выше ее, — но свирепая.
Она вздергивает подбородок и смотрит прямо на него.
— Неважно, — бормочет он. — Я здесь только для того, чтобы передать сообщение.
— Какое? — спрашивает бабушка.
По его лицу пробегает улыбка. И это не добрая улыбка. Он засовывает руку в карман и достает конверт официального вида, но не отдает его. Вместо этого холодным и спокойным голосом говорит:
— Прошлой ночью в тюрьме, где содержалась ваша дочь, произошел бунт. Одна из заключенных заколола ее. Спасти ее не удалось. Она мертва.
«Она мертва.
Мертва.
Нет».
Бабушкины пальцы сжимают мое плечо. Единственный признак того, что она слышала, что он только что сказал.
Он протягивает бабушке конверт. Она его берет.
— С вами свяжутся по поводу тела.
«Тела».
Затем он поворачивается и уходит.
«Мертва.
Заколота.
Тела.
Мама.
Нет».
Слышу, как кто-то кричит.