– Если жар вас не берет, так поможет холод. В Космос!
Кош полетел вверх – прямо на осколок ледяной кометы.
Мороз был велик. Кош глянул в сумку:
– Как, вы и здесь живы?! Поразительно. Возмутительно!
Даже не знаю что подумать…
Рядом возникло светило. Спалить червей вместе с сумкой? – но это слишком расточительно, и вообще недостойны эти твари такой чести. Кош думал-думал-думал… Мудрость не давала ответа. Он решил привлечь глупость.
– Ах как жаль, у меня совсем нет глупости! Впрочем, она же есть у других.
Кош ринулся вниз, на первый же населенный мир; увидел первого попавшегося простофилю и говорит строго:
– А ну, милый, скажи что-нибудь!
Тот от удивления заэкал:
– А? э? А что говорить-то?…
– Да что хочешь.
Но тот забыл все слова и мог выдавить из себя только:
– Э-э-э-э… трудно что сказать без подготовки, э-э-э…
Кошу это надоело.
– Ну хорошо – скажи, для чего на небе звезды!
– Чтоб их было можно считать – промямлил дурачок.
Кош поймал глупость в сумку и стал трясти; из глупости возникла масса, она ловила личинок, проникала в их тела, становясь чем-то вязким и тягучим. Чем-то таким, отчего им жить нельзя было.
Так Кош, Великий Кладезь Премудрости, победил внутренний вред. Правда, ему потом пришлось долго залатывать сумку. Она совсем износилась.
А дурачка в награду он одарил знаниями. Тот был очень горд, но поскольку не привык соображать, то так и прожил дурачком. Но просвещенным.
Трудно просвещать других, говорит Кош. Ох как трудно.
Бесконечно жить гораздо легче.
…
Последнюю фразу Кош произнес уже в мире Взмокиных.
Взмокины тогда только-только появились, а их будущий руководитель, Взмокин-Делай, был еще совсем молоденький.
У него была куча вопросов, в том числе – существует ли вечность в реальном мире?
Кош говорил:
«Безусловно, Жизнь бесконечна – но только на уровне больших групп, классов или целых систем. Сама система жизни бессмертна, ибо самообновляется, тогда как отдельные ее частицы, миллиарды живых существ, поживут, поживут и исчезнут. Вместо них будут другие, новые.
Так как же сохранить индивидуальность? Мне лично известны три способа. Первый – это биотехногенный путь, совмещение живого и неживого, искусственного. Неживые элементы, встраиваясь в части живого, придают им новые свойства; правда, предмет может быть и целиком искусственным, но если он умеет воспроизводить сам себя, то его можно считать отчасти живущим – с точки зрения сохранения своего образа.
Вероятно, через некоторое время – скажем, спустя миллионы лет – такие существа будут считаться вполне живыми, и никто не вспомнит их «неестественное происхождение»