— Почему? — неожиданно серьезным тоном вопрошает дед, не сводя с меня пристального взгляда. О, этот взгляд! Пробирающий до души. Для человека, который привык жить с вечно танцующей в веселом ритме душой, такая серьезность поистине редкость. Но она всё же временами имеет место быть. В такие моменты дед серьезен как никогда; а глаза сами говорят за себя: раньше, будучи маленькой, мне казалось, что он растерзает всех моих обидчиков одним таким выстрелом в лицо. Стоит тому лишь посмотреть, как сейчас смотрит на меня.
А еще этот его взгляд имеет невероятное свойство разговорить любого человека.
— К твоему сведению, этот твой фирменный взгляд меня больше не берет, — фыркаю я, и в конце концов все равно отвожу взор.
— Я серьезно, Алекс. А ну посмотри на меня, — (и я смотрю), — это ты из-за него такая?
— Нет.
— Врешь, — и при чем так уверенно и твердо.
— Я же сказала, нет — значит нет, — утверждаю я.
Он еще какое-то время изучает мое лицо и заключает:
— Ладно. По крайней мере, ты веришь в то, что говоришь.
— Разумеется.
— Рассказывай, — просит он со вздохом, откинувшись в кресле.
— Я как раз это и собиралась сделать, но ты же мне не даешь. — Он выразительно смотрит на меня и я продолжаю: — Предупреждаю сразу, история тебе не понравится.
— Я это уже слышал, — отмахивается.
— София даже разревелась, когда услышала… то, что услышала, — сообщаю я неопределенно.
— Я не София. Я мужчина, и потому не настолько эмоционален. Живо рассказывай, — нетерпеливо требует он командным тоном.
— Хорошо, — пожимаю плечами и приступаю к докладу.
Обо всем поведав деду, я встаю с его колен и начинаю прохаживаться по кабинету. Ноги ужасно затекли.
— Александра, вы вообще в своем уме? — отмирает мой дед спустя пять минут молчания. — Как так случилось, что я узнаю об этом только сейчас?!
— Деда, если ты не забыл, я в коме валялась, — хмыкнув, оправдываюсь я. — Я никак не могла тебе сообщить. Даже мама не знала.
Дедушка встает и подходит ко мне, к уткнувшейся в одну из его коллекционных книжек, наобум взятую с полки.
— А потом? Почему потом ни строчки не написала? — с укором и в то же время с сочувствием.
— Деда, скажи мне, пожалуйста, зачем я, живая и здоровая, буду лишний раз тебя волновать? Твое сердце не выдержало бы такого. Ты бы с ума сошел там, у себя в Бразилии. Сломя голову бы несся сюда, чтоб лично убедиться, что со мной всё в порядке. Дед, посмотри на меня, — я красноречивым жестом обвожу себя, — со мной всё хорошо. Все обошлось. Жива, цела, здорова, невредима.
Глаза, с сомнением уставившиеся на меня, падают на книгу в моих пальцах. Он шумно выдыхает, чуть погодя выхватывает золотисто-бурый экземпляр, убирает в сторонку и молча обнимает меня. Нежно и мягко. Начинает гладить по волосам, тихо приговаривая: