– Для чего, – спросила она, – я хотела вас увидеть?
Я ничем не мог ей помочь. Она стояла, хмуря брови, пребывая в глубоком замешательстве.
– Что-то очень гадкое, – сказала она.
– Прошу меня извинить за это, – пораженный, сказал я.
– А! – вскрикнула миссис Дейн-Кэлтроп. – Анонимные письма! Что за историю с анонимными письмами вы привезли к нам?
– Я не привозил ее, – возразил я. – Это здесь уже было.
– Никто ничего подобного не получал, пока вы не приехали, – сказала миссис Дейн-Кэлтроп обвиняюще.
– Письма приходили и до нас, миссис Дейн-Кэлтроп. Этот ужас начался давно.
– О боже! – сказала миссис Дейн-Кэлтроп. – Мне это не нравится.
Она помолчала, и ее взгляд вновь убежал вдаль. Потом она сообщила:
– Я не могу избавиться от чувства, что это нечто дурное. Мы не такие здесь. Зависть, конечно, и злоба, и мелкие стычки с давних пор, – но я не думала, что есть некто, способный на такое. Да, никогда не думала. И это огорчает меня, видите ли, потому что я должна была бы знать.
Ее прекрасные глаза вернулись с горизонта и нашли меня. Во взгляде было беспокойство и искреннее замешательство.
– Почему вы должны были бы знать? – спросил я.
– Я всегда все знаю. Я просто чувствую, что это моя обязанность. Калеб проповедует правильные идеи и отправляет требы[3]. Это обязанность викария, но я думаю, что обязанность его жены – знать, что думают и чувствуют люди, даже если жена ничего не может сделать. А я не имею ни малейшего представления, чей ум оказался...
Она внезапно прервала свою речь, уклончиво добавив:
– К тому же это очень глупые письма.
– А вы... э-э... вы тоже что-то получили?
Я задал вопрос с известной долей робости, но миссис Дейн-Кэлтроп ответила совершенно естественным тоном, лишь ее глаза стали чуть шире:
– О да, два... нет, три. Я забыла, что именно в них говорилось. Что-то очень глупое о Калебе и школьной учительнице, так, кажется. Совершенная ерунда, потому что Калеб не имеет склонности к флирту. Он никогда этим не занимался. Он вполне доволен церковной работой.
– Конечно, – сказал я. – О, конечно.
– Калеб стал бы святым, – сказала миссис Дейн-Кэлтроп, – если бы не был слишком уж умным.
Я оказался не в состоянии подобрать ответ на подобную критику, но это было и ни к чему, так как миссис Дейн-Кэлтроп продолжала говорить, непостижимым образом вновь перескочив от своего мужа к письмам:
– Существует ведь множество вещей, о которых могло бы говориться в этих письмах, но этого нет. И это весьма странно.
– Я бы вряд ли сказал, что они страдают избытком сдержанности, – бросил я резко.
– Да, но не похоже, чтобы автор