Эти привели с собой пятьдесят бойцов, и Маранта насчитала среди них пятнадцать девушек. Похоже, у Ханны дело было поставлено по серьёзному.
А вот третья группа гостей заставила Маранту раскрыть рот от изумления. Во-первых, она была самая многочисленная – двести воинов в расшитых кафтанах и лихо заломленных шапках. За широкими поясами этих молодцов поблёскивали новенькие длинноствольные револьверы и рукояти старинных кинжалов. На боку у каждого висела сабля или шашка, явно предназначенные для кавалерийского боя, но не менее страшные в пешем строю, а за плечами виднелись внушительные луки и колчаны со стрелами.
Видно было, что в лесу эти лихие молодцы чувствовали себя неуютно. Их стихией была степь, и вероятно табун злых, свирепых коней, под охраной таких же наездников дожидается хозяев там, где заканчивается каньон и начинаются южные пустоши.
Во-вторых, именно они привели с собой беженца – большого, наверно некогда сильного человека, который сейчас был совершенно сломлен душевно и физически. Он был очень худ – кожа да кости. Вероятно, голодал не менее четырёх – пяти недель, пробавляясь подножным кормом. Глядел этот бедолага перепугано, исподлобья, словно ждал, что окружающие вот-вот начнут его жестоко бить, хотя обращались с ним деликатно, разве что чуть-чуть грубовато, как с непонятливой, упрямой скотиной, которую вовсе не собираются обижать. Он был явно до полусмерти напуган, так-как при каждом резком звуке втягивал голову в плечи и едва сдерживался, чтобы не завопить от ужаса.
А, в-третьих, что было самым удивительным для Маранты – впереди всей этой армии, с трудом переставляя ноги, почтительно поддерживаемый с двух сторон крепкими молодцами, шёл не кто иной, как Зигмунд, собственной персоной!
Вот уже лет пять, как прошёл слух, что он не то погиб, не то умер от глубокой старости, ан-нет! Двигается вон, почти самостоятельно, смотрит весело, на лицо совсем такой же, разве что нет на нём знаменитых доспехов, без которых воительница не могла припомнить своего бывшего товарища по оружию.
– Здравствуй, Мара! Здравствуй, детка!
Любому другому Маранта эту "детку" засунула бы… Да и какая она уж там "детка" в свои шестьдесят четыре года? Но Зигмунд имел перед другими особые права, поэтому она не только не обиделась, а обняла старика и долго пожимала его руку, в которой уже не было той рыцарской мощи, с коей мог поспорить, разве что Золас.
– Здравствуй, дружище, с чем пожаловал? – сказала она, чувствуя, как к горлу подкатывает нежданный комок.
– С лихими вестями, Мара, с лихими! Видишь этого бедолагу? Так вот, он – единственный кто спасся из Торгового города. Да, да! Представь себе – монстры! Как тогда у нас, только пострашнее. Я посылал своих на разведку, так один сгинул, а двое других твердят – город пуст, как выеденная скорлупа от яйца. Ну, конечно, нельзя судить, всех там съели или нет, но ясно одно – Торговому городу конец, нет больше там торговли!