Я постучал. Долгое время ответа не было, потом кто-то спросил меня – кто я такой и что мне надо? Я назвался, попросил убежища. Они там долго шушукались, потом мужской голос сказал, что он там с женой и с тёщей, что места мало и продуктов хватит ненадолго. Тут я взмолился, стал кричать им, что богат, что заплачу любые деньги, лишь бы впустили. Тогда он сказал, что сейчас откроет и слышу – с замком возится. Я уж обрадовался, и вдруг оттуда, снизу, как завизжит женщина, потом другая, а потом и мужик этот заорал, словно его живьём жрали!
По всему видать так оно и было, потом их крики стихли, а в дверь, ка-ак что-то даст! Потом ещё, да так, что рама из пазов вышла. Я оттуда тягу! И куда деваться не знаю – на улице сожрут, в доме сожрут… Я на кухню – слышу со стороны того внутреннего дворика, откуда в дом вошёл, что-то лязгает и стрекочет, как цикада, если б она была величиной с корову. А за спиной дверь-то подвальная уже трещит вовсю, и видимо как раз открылась или разломалась, потому что что-то там грохнуло.
Вот тут-то я в печку и полез. Прямо на той кухне. Хорошо, что она остывшая была, иначе конец мне пришёл бы. Закрыл я за собой заслонку, обернул голову собственной рубахой, чтобы от сажи не задохнуться, лежу – молюсь Инци, золотые горы ему обещаю от будущих прибылей, и что бы там не говорили, святой отец, помог ведь Инци-то! Видно услышал и помог! Может он и владыка мира, а лишние денежки никогда не помешают.
Чего я только не натерпелся там, лёжа в темноте и пыли, когда мимо меня ходили, топали, ползали, печку задевали! Я же там обделался по уши, как дитя несмышлёное, вы уж простите дамы, но деваться-то было некуда. Сколько я там просидел, не знаю. Суток двое или трое, не меньше, а может все четверо. От жажды чуть не кончился, да от собственной вони, но стерпел. И ещё сидел бы там наверно, но случилось вот что:
Как-то ночью, (это я потом узнал, что ночь была, в печке-то, что ночь, что день – всё едино), так вот – как-то ночью открывается вдруг заслонка, бесшумно так, и вплывает внутрь что-то белое, прозрачное, светящееся слегка. Я пригляделся – рука с поленом, только и рука, и полено, словно из тумана сделаны! Повернул я голову и увидел кухарку, всю такую же белотуманную, прозрачную.
Стоит она, значит, колотые дрова к груди прижимает, в печку их класть собирается. Приостановилась, вроде как замерла, только непонятно, видит она меня или нет? И было это, доложу я вам, так страшно, что, наверное, загляни туда самый жуткий монстр с самыми здоровенными зубами, я бы не так испугался. В печке деваться было некуда, а потому я скакнул вперёд, прямо через призрачную кухарку! Впечатленьице – как сквозь мелкую ледяную морось прошёл, но вышел сухим, хоть и сыро было. И тут я увидел, что в столовой ещё такие же сидят – молочно-белые и прозрачные. Тут я на улицу, а она полна ими, привидениями этими! И ни одного монстра…