– Угощайся! – предложила она. – Да садись же ты! Садись к столу!
Пётр так и стоял, переминаясь с ноги на ногу и тиская в руках свой картуз. Лиза засмеялась, забрала у него головной убор и повесила на вешалку в прихожей.
– Садись! – ещё раз пригласила, но он стоял, пока она не присела сама.
Лиза пила чай с вареньем и разглядывала своего неожиданного гостя, а он был так смущён, что на его лбу даже пот проступил.
– Пей чай! – настаивала она.
– Барышня, ей-Богу, я боюсь! – сказал он.
– Чего?
– Уж больно ненадёжные ваши кружки! Возьму своей лапищей, она и треснет! – пожаловался парень.
– Не бойся, они крепкие, пей!
Пётр осторожно взял чашку, отхлебнул глоточек и бережно поставил обратно.
– Пётр Иванов! – громко сказала Лиза. – Я сейчас рассержусь на тебя!
– Да за что же это, барышня?! – вскочил он. – Чем я прогневил вас?!
– Тем и прогневил, что чай не пьёшь, брезгуешь!
– Гребую, я?! Барышня…
– Меня Елизаветой Александровной зовут, – остановила его Лиза.
– Лизавета Александровна, да я готов вам ноги мыть и воду пить, за вашу милость, а вы говорите, гребую! Ей-Богу, несправедливо!
– Пётр Иванов, я пошутила! Пей же чай!
Он осёкся и замолчал, тихо опустился на стул.
– Расскажи мне, чем ты занимаешься?
– Какое моё занятие? – переспросил он. – Наше дело маленькое – подай-принеси. В трактире я служу, на Варварке, половым.
– Ну и как, зарабатываешь?
– Хватает, чтоб с голодухи не помереть, нам с матушкой жаловаться не след, люди и хуже нас живут.
– А за что тебя били тогда? – поинтересовалась Лиза.
– А ни за что.
– Так не бывает, Пётр Иванов!
– Бывает, Лизавета Александровна. Бывает, что на тебя напраслину возведут, а народец обрадуется и руки об морду чешет, не разбирая, кто прав, а кто виноват…
– Вот как… – Лиза задумчиво посмотрела в грустные глаза парня.
Врал Пётр Иванов, ой как врал! Был он вовсе не половым в трактире, а вором с Хитровки, да ещё каким! Вором зачатый, «марухой» рождённый, ворами воспитанный, с молоком матери впитавший воровскую науку. Но в бане на него и вправду возвели напраслину: по баням не промышлял и к Дивову пришёл помыться, но, видать, кто-то из завистников накапал, его и повязали. Так что если бы не Лиза, он и впрямь Богу бы душу отдал.
Можно сказать, что он был счастливчиком, несмотря на то, что вырос и жил в хитровских трущобах. Везунчик с Хитровки – так частенько его называли подельники.
Петьке повезло уже с самого рождения: обычно «марухи» избавлялись от своих младенцев, продавая их за гроши нищим, которые день-деньской бродили с орущим ребёнком по улицам, выпрашивая милостыню. Бывало так, что дитя, утром родившись, к вечеру могло умереть от холода и голода. Но Лариса, мать Петра, не пожелала избавиться от сына, а оставила его себе. Была она женщиной очень красивой, говаривали, что в пятнадцать лет её сделал любовницей её хозяин, богатый граф и очень желал дать ей вольную, но не успел: умер от несчастного случая. Мать графа, недолго думая, продала девушку другу своего покойного сына, тот впоследствии передал её на содержание своему приятелю, и в конце концов она попала в публичный дом, где её увидел и влюбился в неё без памяти вор Федька Чубчик, который смог выкупить её оттуда.