После этого они жили на Хитровке, в отдельном вагончике; жили по-всякому: и она Федькой бита бывала, и он иногда от неё бегал по всей Хитровке, когда не отбывал на каторге, но любили они друг друга крепко.
Лариса родила сына поздно, когда ей было уже под тридцать, но ребёночек получился на удивление красивый и здоровенький. Обычной судьбы хитровских детей он не избежал, за исключением разве того, что нищенствовать его никто не заставлял, но он рано начал стоять «на стрёме». Повзрослев, научился быть и «ширмачом», и «фортачом», но последние несколько лет работал с «деловыми ребятами», грабившими очень по-серьёзному.
Везло ему необыкновенно: если он был в деле, то исход его был удачен для всех участников; если же, повинуясь интуиции, выходил из дела, значит, воров неминуемо должны были поймать! Так и случалось. За это предчувствие его и прозвали «везунчиком». До двадцати трёх лет ему удалось ни разу не побывать не только на каторге – даже в каталажке, зато удалось прикопить кой-какой капиталец. Лариса, которой тогда было уже за пятьдесят, начала мечтать, что сын бросит воровское ремесло, займётся каким-нибудь доходным делом, а там, может, и женится, а она и внуков понянчить успеет.
Но пока Петька и не думал о спокойной жизни, ведь все, рождённые на Хитровке, тут и заканчивали свои дни, как его отец, Федька Чубчик, зарезанный в пьяной драке. Жениться он пока не хотел, а от девок – отбою не было, потому как был он парень незлой, щедрый и нраву весёлого. Зачем ему жениться – он совершенно не понимал, а причитанья матери его не трогали.
Вот такой человек, которого она неосмотрительно впустила в дом, сидел перед Лизой и неловко пил чай из чашки китайского фарфора. Пока он изображал смущение, его зоркие голубые глаза успели обшарить гостиную, не выпустив из внимания и кухню с прихожей.
– Спасибо за чай, за ласку, барышня,– он поднялся. – Я пойду, пожалуй.
Он прошёл в прихожую, снял с вешалки картуз.
– Вам, чай, тут не скучно одной? Где ваши домашние-то?
– Кто – где, – вздохнула Лиза. – Папа в присутствии, Матвей дачу готовит; мы переехать должны…
– Значит, скоро на свежем воздухе будете жить; хорошо! У меня тётка в деревне есть, я живал там… Ну, – спохватился он, – прощевайте, барышня! Пойду я…
Парень спустился с крыльца.
– Будешь в наших местах, Пётр Иванов, заглядывай! – вслед ему сказала Лиза и закрыла дверь.
– Какие у него красивые глаза, – подумала она. – Жаль, что у Серёжи не такие…
Да-да, она уже называла своего жениха Серёжей! Любви к нему, той страстной любви, о которой она читала в романах, Лиза не испытывала, но… сколько же ей было ждать, пока появится Он – единственный и неповторимый?! Ведь время идёт, а она не молодеет… Боже мой, ей уже восемнадцать! – старость не за горами! Кроме того, более меркантильные, чем она, подружки ей завидовали: у Лизы сразу будет свой дом, состояние, собственный выезд, да и жених любит её без ума – что ещё нужно для счастливой жизни?! Постепенно и Лиза стала так считать. Но вот сейчас, заглянув в сиявшие пронзительной голубизной глаза этого простецкого парня, она почувствовала, как что-то ёкнуло в сердце… Лиза вздохнула и вернулась к Стерну.