Где-то вдалеке я слышал и всё происходящее вокруг меня. И как столичный попросил кого-то из сотрудников студии принести мне стул, и меня усадили в мягкое кресло. И как ведущий представлял гостей программы. Я смутно, как будто через забрызганное дождём лобовое стекло ночью при свете грязных фар, видел, как под музыкальное сопровождение моего оркестра ведущий шоу, припрыгивая с ноги на ногу, что-то пафосно декламировал аудитории, стараясь затронуть чьи-нибудь чувства или эмоции каждого. Как, пританцовывая под музыку, ведущий передвигался по студии и задавал вопросы гостям передачи, и его лицо при этом совершенно не скрывало насмешки. Напротив, задавая очередной вопрос “от лукавого”, он с удовольствием, поглаживая свою бородку, наблюдал за изменением выражения лица интервьюируемого.
И вот наконец очередь дошла и до моего брата Паши. У меня закололо сердце. Я это почувствовал даже из полной темноты, в обморочном состоянии. Ведущий долго оттягивал этот момент, видимо, что-то серьёзно взвешивая. И вот оркестр затих, и наступила тишина. Остались только Паша, ведущий политического ток-шоу и свет в студии. И тут, ни с того ни с сего, ведущий вдруг исполнил прямо пред носом Паши затяжную чечётку, да ещё и такую громкую как барабанная дробь перед смертельным номером. Только сейчас я заметил, что ноги ведущего заканчиваются волосатыми копытами. Теперь понятно, почему так громко, пол ведь паркетный.
– А вот Вы, молодой перспективный политик, по мнению некоторых политологов, Вы-то, что думаете по этому поводу?
Зрительный зал взорвался бурными аплодисментами.
– Подождите! – бесцеремонно оборвал плебейский порыв публики ведущий. – Пусть он для начала что-нибудь ответит.
И тут, как оказалось впоследствии, только для меня, раздался гром, можно сказать, среди ясного неба. Паша спокойно заговорил совершенно нормальным голосом, в трезвом уме и здравом рассудке. Мой оркестр ударил “Полёт Валькирии”. Под громкую музыку, где-то в темноте, в моём потустороннем сознании творилась какая-то вакханалия. Мне казалось, что я это не я, а тот, который я, уже умер, и я это кто-то другой.
– Огурец! Точно, это солёный огурец! Он волшебный! – совершенно идиотская мысль сама с собой дискутировала в моей голове.
– Идиот, то была волшебная тыква.
– Сам ты идиот, огурец и есть однолетние травянистое растение семейства тыквенных. Или это коньяк!?
– Он что тоже из этого семейства?
– Нет, он каких-то королевских кровей, столичный что-то об этом говорил.
– Ах, вот как они самодержавцами становятся!
Вакханалия творилась не только в моей голове, но и в студии. Совершенно трезвый Паша не только умело и разумно отвечал на поставленные передним конкретные политические вопросы, он сам смело задавал таковые встречные своим оппонентам в студии, и даже иногда самому ведущему, который от удовольствия стал припрыгивать на копытцах выше обычного и чаще потирать свою бородёнку. А вопросов было много. Перекрёстный допрос или, если быть точнее, веерный, на который стало походить политическое ток-шоу в прямом эфире, близилось к своей кульминации. Нервное напряжение оппонентов Паши накалялось с каждой минутой. Стали чаще звучать провокационные вопросы, вход пошли даже слухи, скудоумие и даже чьи-то домыслы. Но Паша с лёгкостью парировал все выпады своих политических оппонентов, чем приводил их в бешенство под одобрительные комментарии ведущего и бурные аплодисменты публики, так как в студии уже послышались лёгкие оскорбления гостей в адрес друг друга.