Теперь народ был на стороне Влада. Всего около месяца назад на месте Влада был Богдан, а на месте Богдана князь. Теперь все было наоборот, и он всей своей кожей, всей своей душой испытал давление настроения народа, возмущенных его лицемерием и эгоистичной ушлостью.
Люди стали вплотную обступать его, освежая в его памяти тот гул, что издавала толпа, недовольная князем. Он понял, что его ждет неотвратимая расправа, и сбежать у него никак не получится. Хотя можно попытаться, вряд ли будет еще хуже. Он резко вскочил, пытаясь оттолкнуть ближайших к себе людей и вырваться в освободившуюся брешь, но слишком сильно оттолкнулся своей новой ногой, не зная на что та способна. Он неуклюже перевернулся в воздухе и упал на спину рядом с поваленными мужиками. Но не успел он встать, как его схватили за ноги, затем зафиксировали руки, и под крики и улюлюканье понесли в сторону леса. Как бы Богдан не извивался, все было бестолку, из лап толпы было не вырваться и не убежать. А толпа, словно объединенная каким-то общим сознанием, слаженно тащила его в определенном направлении. Сквозь панический страх, Богдан улавливал мысли о том куда именно. Несколько лет назад также поступили с одним вором и убийцей. Но за что с ним так? Он же никого не убивал и ничего не крал!
– Наро-од! Наро-од! Что вы делаете, не надо! Не на-адо! – истерически кричал он, но не мог перекричать толпу.
– Ты уж извини, сосед, но так всем лучше будет, – наклонившись, сказал ему на ухо Влад.
– Смеется?! Издевается?! Гад! – несмотря на все неудачные попытки, Богдан продолжал извиваться, брыкаться и неистово орать.
– Не ори, дурак, только хуже будет! – сказал мужик, что схватил его правую ногу, когда они всей толпой подошли к нужному месту.
Да, это то самое место, Богдан его помнил. Зрелище было тогда яркое и запоминающееся. Жестокое, кровавое. Какое любят люди. Особенно когда им нужно выпустить пар. И сейчас у них было точно такое же настроение. Вот те две гибких, изящных березки. За это время несколько подросли и стали чуть грубее, но для предстоящего дела это не будет особой помехой. Даже веревки остались на них висеть. “Не истлели. Такие прочные, или же кто-то заранее позаботился и повесил новые?” – промелькнуло в уме Богдана. Он ясно понимал, что сейчас будет, даже сквозь этот первобытный страх.
Никакой торжественности, никаких промедлений или разговоров. Никаких обсуждений и суда. Только звериная жестокость.
– Так себе конец, конечно, – заметил Влад, после того, как одну ногу Богдана крепко стянули веревкой от согнутой березки, – но с другой стороны, каков каламбур! Ведь ты же так хотел вырваться… – зло усмехнулся он, обвязывая его вторую ногу и смакуя свое остроумие.