***
Эмма приготовила горячий грог, напекла пирогов и приготовила мясо. А потом тактично ушла вместе с детьми гулять в парк, а потом проведать родителей.
– Чудесная у тебя жена, Левский. Прям-таки замечательная. Мечта, а не женщина.
«Профессор» прищурился.
– Не завидуй, Таале. После твоей книги она забирает у меня ключи от мастерской и выдает, только когда есть заказ. И то не всегда.
– Бережет – значит любит, – глубокомысленно произнес Таале Вааль. – Давай выпьем за это.
Левский хмыкнул и молча поднял бокал.
За окном падал снег – редкий гость в столице, не то что в горных районах. Вааль поймал взгляд друга и тоже уставился в окно.
– А в Фарионе сейчас сугробы по колено, – задумчиво протянул Вааль. Там грогом и каминчиком не отделаешься, надо топить печи по два раза на день.
Левский глотнул еще.
– А почему мы не придумали ничего для отопления? Какую-нибудь шкатулку с теплом или вечно теплые пластины?
– Дай задание своим детишкам в Академии. Я уже ничего делать не буду. – Вааль сжал и разжал руку, будто разминая глину. Левский ничего отвечать не стал, отломил кусок пирога и принялся жевать, посматривая на собеседника. Когда он вытер пальцы о салфетку, и пристально уставился на друга, тот смутился.
– Да, когда-нибудь я все равно возьмусь за глину. Опять.
– Опять, – грустно кивнул Левский. – За это мы пить не будем.
Они снова умолкли, разговор не шел. Их и друзьями-то сложно было назвать. Скорее собратья по ремеслу, связанные незримыми цепями. Все просто: Гончар может сотворить все что угодно, рассчитавшись временем своей жизни. Это знали все, и простой народ относился к Гончарам с опаской – как к безумным волшебникам. Кто в здравом уме будет тратить год своей жизни за минуту ради сотворения фамильяра? Или живых карт, оружия, украшений? И все это просто за деньги.
Не зря их считали безумцами, но мало кто знал, кроме мастеров, истинную причину того, почему единожды окропив глину кровью и создав чудо, нельзя было просто отойти в сторонку. Творя живое и волшебное, Гончар испытывал ни с чем не сравнимый экстаз. Мир непроявленного манил и не отпускал.
– Слушай, Левский, Мастер Бабочек ты наш, – Вааль тоже отломил пирога. – Ты когда себе ученика выберешь? Даже я вон уже два года как с Эриком занимаюсь. А ты все одиночкой ходишь.
– Чему я могу научить? – Левский прищурился. – Вот скажи: чему? Как про***ть, (извини, Вааль), свою жизнь? Гончарному делу и теории я учу в Академии. А брать ученика-подмастерье… Мастер должен учить быть человеком, не только Гончаром. Это у тебя лучше получается.