Мух было так много, что досталось и птенцу, и маме. Как только ласточка задремала, укутав своего малыша крылом, я ушёл в дом. Оставил птиц наедине с их горем.
– Я думал, ты придёшь не один.
– Нельзя. Это перелётные птицы.
– А этот? Что, он теперь будет жить с нами?
– Ты о ком?
– Да о шмеле! Он сидит у тебя на воротнике!
Шмель и впрямь дремал, зацепившись за ткань рубашки. Его так утомил этот страшный день, что он решил переждать его окончания там, где его никто не обидит. Рядом.
Поспешность
– Мама! Я скоро вырасту?
– Куда ты торопишься…
Небо маслом стекало на землю. Дятел спешил прибить его фиалковые края прозрачными гвоздиками. Но увы. Удержать на месте карусель дня никому не по силам. Солнце продолжало тянуть на себя одеяло, и оно рвалось, оседая на дне небес клочьями облаков.
Утро, отерев со щёк капли росы, перебирало нежными пальчикам ветра буйные кудри трав, разводило в стороны ветви вишен… а там… Смешение бордовых соков и юных слёз. Оправданная скоротечностью лета суета. Не оправданная ничем жестокость жизни.
Как мало надо нам. Как всё малО. И дни, и годы.
Поспешность мешает спешиться и сделать шаг – чуть в сторону, прочь от пролежней плоских кругов, обращающихся на сторонних тебе осях.
Вода, покрытая ознобом, и рябь бесконечного пространства, окружающего землю…
Всё – в ожидании решенья:
Ты – жив, или желаешь продолженья.
И, коли ты не скороспел,
Считай, что многое успел…
Соседи
Мы не слишком радовались тем, новым странным соседям, что поселились неподалёку в начале весны. Крикливые, шумные, как все южане.
Вечно недовольная всем на свете мать семейства. Традиция длительного соблюдения траура по родне из вынужденной приличием меры вошло у неё в привычку. Тёмный наряд не нуждается в тщательном уходе, – так заблуждалась она. Грузное тело и бесконечная неряшливая возня по хозяйству не давали шанса отыскать в ней даже намёка на ту, юную парящую деву, которой она была совсем недавно. До появления на свет первенца.
Не менее скандальный в общении с чужими отец, малодушно избегал ссор с супругой и старался реже бывать дома. Ловил объятием солнечный ветер и подсматривал за суетой мышей. Свысока. Пристально. Те имели его в виду, но не рассчитывали на расторопность. И от того, – чересчур беззаботны были они. А зря…
Хохлатый ястреб, а это был именно он, поглядывал и в сторону упитанного птенца ласточки. Но – любопытства единого ради. Ибо он был, хотя и шумным, но хорошим соседом. И оказаться в роли злодея, умыкнув у ласточки последнюю радость, единственное близкое существо – дочь? На это он был не способен. То было бы чёрным делом, так как птица в один день овдовела и потеряла троих детей.