Одна из голосистых деревенских девок, подойдя к безногому баянисту, сидящему на сцене в специально сколоченном полустуле-полукресле, пошепталась с ним приблизилась к самому краю сценического возвышения и, призвав присутствующих к тишине, запела. Песня «тяжелая» и грустная, рассказывала об участи одинокой рябины, которая не может перебраться к высокому дубу и сплестись ветвями с ним.
Капитан решился подойти к двум сёстрам, а следом подбежала и третья – Клавдия, из женского любопытства. Георгий удивился, узнав, что они родные сёстры. Он тихонечко прокомментировал исполнение:
И муза в дырявом платке
Протяжно поёт и уныло
– Это вы сейчас сочинили? – Мария удивлённо подняла и распахнула глаза.
– Нет, что вы, мне так не суметь. Это Анна Ахматова написала, лет двадцать пять назад. Кстати, в вашем исполнении песни звучали гораздо лучше.
Ольга подала голос:
– Маша у нас – знаменитость, не то, что мы.
Капитан подбодрил:
– У близких родственников и способности сходные. Может попробуете что-нибудь спеть?
Ольга засмущалась:
– У меня духа не хватает.
–Так наберитесь его и смело на сцену.
Тут произошёл конфуз. Мария беспардонно влезла в разговор:
– Ей нельзя. Коли она наберётся духа – так перданёт, что народ разбежится. Всю избу и так провоняла…
Ольга стремительно рванулась в сторону выхода. За ней поспешила старшая, вполоборота бросив Марии:
– Дура! Дура и сволочь…
В сентябре справили свадьбу, и Георгий Бурмисторов перебрался на жительство в дом жены – Марии Петровны, теперь Бурмистровой.
Дальше потекла послевоенная жизнь. Ни о каком хоровом коллективе речь уже не заходила. В 1947 году родилась дочка Люба. Мария, стараниями мужа, получила должность заведующей библиотекой. Не простой библиотекой, которая тоже имелась в деревне, а большой монастырской, насчитывающей 12 тысяч книг. Лишь пара тысяч из них относилась к духовно-религиозным изданиям, а, около пятисот являлись настоящими раритетами, подаренными монастырю Марфой Петровной Брюкендаль, в девичестве княжной Оболенской. Кстати, обеих Петровн (Оболенскую и Бурмистрову) объединяла величавость походки. Поступь голосистой библиотекарши я наблюдал лично более сорока лет подряд, а плавнохождение «лаптевской принцессы» (В Лаптево находилось имение Оболенских, которое впоследствии вошло в состав Колычёва, улицами Перспективной и Парковой, ещё Парковым переулком), неутомимой борчихи за крестьянские права (по молодости), отражены в сочинениях местных историков – Александра Соллертинского и, позднее, Владимира Смирнова…
Извиняюсь за отступление и некоторые подробности, но эти дамы похожи, хотя бы отчасти ещё и судьбой. Марфушу, в сороковых годах 19 века, покорил отставной вояка Брюкендаль, который скончался вскоре, вероятно, от счастья…