О небо, как же мне хочется согласиться, позволить ему действовать сейчас от моего имени, спрятаться на могучей груди от ужасающей реальности. Но я императрица, и мне не годится перекладывать ответственность за такие решения на мужские плечи только потому, что я ещё ни разу не судила преступников и никого не приговаривала к смерти.
− Нет, я… я сама должна справиться с этим, − произношу со вздохом. И шагаю к массивной двери, собирая все внутренние силы, чтобы подготовиться к тому, что увижу.
Городская площадь теперь очень отличается от той, на которую я прибыла всего час, или пару часов назад. Одно из воздушных белоснежных зданий разрушено, стены из белого композита оплавлены, везде валяются обломки. Видны горящие шаттлы. В воздухе ощущается запах гари и крови. А толпа горожан, которая ранее приветствовала меня с радостными лицами, теперь напирает на цепь из вооружённых джа-анов с яростными криками и требованиями расправы.
Внизу у ступенек джа-аны в ряд выстроили пару десятков высших ашаров, закованных в энергетические блокирующие кандалы. И как только я появляюсь на террасе, их ударами по ногам и спинам вынуждают опуститься передо мной на колени.
Среди задержанных действительно есть Норихнар. Главный соперник Сэтору за власть в Доме Просвещённых, несмотря на униженное положение и весьма потрёпанный вид, смотрит на меня прямо, почти с вызовом. Он явно не жалеет о содеянном и не раскаивается. Сожаления — это не про высших ашаров, которые всегда следуют выбранному пути до конца.
− Императрица! Императрица! Императрица! — гудит теперь площадь. — Смерть преступникам! Смерть им!
Изо всех сил стараясь сохранять невозмутимое лицо, я поднимаю руку.
− Я слышу мой народ, − произношу громко, перекрывая шум усиленным голосом. — Но прежде чем приму решение, должна услышать обвиняемых.
И взмахом руки велю подвести ко мне дядю моего советника.
− Зачем вы совершили это нападение, ри-одо Норихнар? Чего хотели добиться этим? — спрашиваю, когда его насильно ставят на колени уже в паре метров передо мной.
− Я хотел убрать с трона слабую низшую, − ухмыляется он, окидывая меня презрительным взглядом. — Императоры уже потеряли власть и никогда не вернутся. Теперь только их дети имеют значение.
− Ты ошибаешься, − усмехаюсь я свысока. — Повелители живы и уже на пути домой. Я видела это в своих видениях. Абсолют мне свидетель. Он дал нам это испытание, чтобы сделать сильнее. И не тебе, преступнику, об этом судить.
Эти мои слова звенящим эхом проносятся над притихшей площадью, предназначенные не столько Норихнару, сколько собравшимся тут горожанам. Ашарам, на-агарам, дарвишам, представителям других рас, да и не только жителям столицы, которые могут сейчас слышать меня вживую. Всему народу Аша-Ирон. И мрачное торжество на лицах, вкупе с радостными шепотками «Вы слышали? Живы. Возвращаются», что бегут теперь по сомкнутым рядам, служит мне свидетельством, что я поступаю правильно.