– В промысел, вы хотите сказать? – глаза Сертуса стали холодными и острыми, словно клинки.
В этот момент тяжёлая гардина колыхнулась и в проёме появилась Беатрикс.
– Прошу прощения, господа. Не желаете ли ещё вина? – пропела она своим нежным голоском и, не дожидаясь ответа, поставила на стол очередной кувшин.
Сердце Майнстрема сжалось и тоскливо заныло. Он ощупал лист пергамента в кармане. Нет ещё не время. Не сейчас, не при Сертусе. Только не в его присутствии!
– Беатрикс, красавица! Посидите с нами немного! – воскликнул магистр Праер, и взгляд его стал масляным, даже липким.
– Покорнейше прошу меня простить, уважаемые господа, но сейчас начнётся представление, – и девушка выпорхнула также изящно, как и появилась минуту назад.
Сертус проводил взглядом хрупкую фигурку и самодовольно сощурившись спросил:
– Не деньгами, говорите?.. Бьюсь об заклад, магистр Щековских, что, если бы мы сидели в центральной ложе, они наверняка была бы куда сговорчивей!
– Как вы можете, магистр Праер! Это несправедливо! – горячо возразил Майнстрем. – Презренный металл тут ни при чём. Всё решают только чувства!
– Чувства? – Сертус скривил тонкие губы. – Помнится, когда вы сидели внизу, среди прочей публики, она в вашу сторону и не смотрела вовсе. Более того, полагаю, она даже и не подозревает, что из-за неё вы вылетели из университета и едва не сломали свою жизнь!
– Очень на это надеюсь, магистр, – неохотно отозвался Майнстрем. – А ещё надеюсь, что она не узнает этого от вас!
Сертус в упор посмотрел на Майнстрема своими колкими, но уже немного помутневшими глазами, и зло ответил:
– А если бы узнала, рассмеялась бы вам в лицо! А вы, мой друг, наверняка, страдали по ней, как говорят «с ума сходили»! Может, ещё и стишки пописывали, а?
Майнстрем вздрогнул, словно его окатили холодной водой, и это не ускользнуло от магистра Праера.
– Не может быть! – наигранно всплеснул руками Сертус. – Вы и теперь ещё влюблены в неё!
– Вы забываетесь, магистр! – Майнстрем вскочил. – Не смейте даже…
– Ну, ну! Друг мой, не станем портить этот вечер глупой ссорой! Давайте лучше поглядим, чем нас сегодня будут развлекать! – Примирительно отозвался Сертус, поворачиваясь к периллам.
Майнстрем тоже взглянул вниз. Возле очага уже появились менестрели и под улюлюканье и свист начали вечернее представление песенкой весьма вольного содержания, что, впрочем, пришлось публике по вкусу, чего нельзя было сказать о магистре изящной словесности. Он испытывал буквально физические страдания от бедных рифм, пошлых сравнений и примитивной лексики. Масла в огонь подливал и Сертус Праер. Сначала он пустился в долгие и довольно утомительные рассуждения относительно общего уровня развития присутствующих (с чем, признаться, Майнстрем отчасти был согласен), а продолжил свои умозаключения пространной мыслью о том, что, возможно, через несколько десятков поколений природа, быть может, сжалится над этими убогими и они разовьются в высокоинтеллектуальных и духовно богатых людей. Что, однако, по его, Праера, мнению, было весьма маловероятно. Майнстрем порядком утомился присутствием Сертуса и уже собирался уходить, как вдруг музыка остановилась, а на импровизированную сцену возле очага вышел… Боламбри!