– Эй, Жало, зови Федоса! У нас пожива, – крикнул душегуб, сидящему разбойнику.
– Велика ли пожива, Грива? – спросил курчавый детина, вышедший из шатра на крик. – Ты хочешь сказать, что этот мальчонка сделан из серебра? А может, у него золотые яйца?
– Там Полено и Кувалда остались. Щас пошарят чуток, может, и золотишка надыбают, но зато у нас уже есть два приручённых лося, телега и коза, – виновато ответил Грива.
– Что-то я не слышал про ручных лосей, да еще упряжных. Может, ты чего напутал? – спросил Федос.
– Чего мне путать? Говорю же, два лося в упряжи тащили телегу с козой и этим дураком, – ответил Грива, показав пальцем на Ивана.
– Коза безногая, что ли, если на телеге раскатывает? А может, она инвалид прошлой войны? – сдвинул брови Федос.
– А леший его знает, почему ее на телеге возят. Наверно, чтобы не похудела перед продажей, – задумался разбойник.
Иван сразу смекнул, что Федос – главарь, и внимательно его оглядел. Атлетически сложенный, относительно молодой мужчина без бороды в чистой одежде, он явно отличался от других членов банды своим видом. Но главным отличием был кинжал с резной рукоятью и отливающим синевой лезвием, с выступающими узорами на поверхности, который был заткнут за пояс главаря. Такое оружие в Омутляндии не смог бы выковать ни один кузнец.
Федос перевел взгляд на Ваньку:
– Жало, брось паренька в яму, но предварительно обшарь, глядишь, и найдется пара медяков. А потом прогуляйтесь с Гривой к завалу и помогите Кувалде. Телегу пустим на дрова, а колеса принесите, заодно и лосей с козой пригоните, хоть мяса вдоволь нажремся.
Жало подошел к Ивану и тщательно его ощупал, не забыв оттянуть Ванькины портки и проверить, не золотые ли у юноши яйца. Затем повел к стойлу, где была вырыта глубокая яма. Подходя к месту своего будущего заточения, Иван посмотрел на коня и широко улыбнулся ему, как бы ободряя себя тем, что будет находиться рядом со своей мечтой. Конь отреагировал на Ванькину улыбку звонким ржанием и ударом копыта о землю.
– Ты, Дрозд, как сторожевая собака, – сказал бандит, похлопав коня по шее.
– Его зовут Дрозд? – переспросил Иван.
– Да, теперь будешь есть его навоз и пить мочу – с голоду не помрёшь, – расплылся Жало в гнилой улыбке. – Тебя столкнуть, или сам прыгнешь?
Ванька не стал дожидаться, пока его столкнут, и прыгнул в сырую яму. Жало надвинул на створ ямы сплетенную из прутьев решетку и привалил камнем. Затем все стихло. Вскоре начало смеркаться. Полная тишина и неизвестность приводили Ивана в состояние душевного смятения, и только редкое пофыркивание Дрозда рассеивало ненадолго чувство одиночества и тоски. Его опутали дрёма и безразличие к собственной судьбе. Пожалуй, стало уже совсем темно, когда Ваня услышал женский шепот: