Почти месяц в покоях пробыли. Тощали, вздрагивали от стука в засовы. Готовились к похоронам своим. И ещё больше задрожали, услышав крики со двора.
На их крепость шёл мертвец на коне. Обступали его крепостные, шептались. Лишилась чувств бедная жена, упала на пол под стон детей. Началась осада. Вызывал на битву Гордон Мора, шедшего к заложникам своим. Вырубили люди ставни, разломали двери, выхватили бледных дитяток и вывели на стену, чтобы Гордон посмотрел на детей и сдался сам, иначе бессмысленно станет их защищать.
Отец несчастного семейства спустился с коня. Обступили его крестьяне, обхватили верёвками стража Мора, затянули Гордона и бросили в темницу. И коня тихого повязали.
“Почему не стукнешь копытами? Видишь, что погибаю”, шептал он ему, глядя в глаза, а тот стоял и показывал себя во всей красе, словно говоря, откуда он. Красивый и мощный скакун с золотыми копытами привлёк Мора. Спустился вниз поглядеть на него:
– Красавец! Спокойный. Чудный. Чудный… А братец молодец! Из могилы выбрался, конём обзавёлся, мечом тонкой работы, – подавали ему дары Востока. – Сомнений нет. Восток не так опасен, он знает тайные ходы. Разбогатеем, – хохотал он и соратники его.
Жадность и зависть вели Мора, губящего людей без зазрения совести. Чёрен был душой, вонюч, да с шрамами по телу. И на лице имел. Война не научила его жизнь ценить – в совершенстве владел техникой смерти и подчинения. Смотрел со злой усмешкой на Эмиральду, не видел в ней теперь предмет обожания, лишь потускневшую и худую бабу с обвисшими грудями. Теперь её придётся хорошо кормить, чтобы Гордон говорил и показывал. Но это стоило того – Восток открывал завесу.
Сидел в темнице день, сидел второй, сидел и третий – пытки терпел, молчал, глядя на безумное лицо брата, желавшего на Восток проникнуть, трясущий рукой рыжие волоски гривы чудесного коня.
– Ни бабы не жалко, ни детей, так что пришёл сюда. Жил бы на своём болоте и не тужил, вон, как обласкали.
Зарычал Гордон, натянул колодки и в злости вывернул ноги, подворачивая их. Захохотал брат младший, заржали с ним его охрана. Жалок был Гордон, пыхтел и ненавидел отравителя семьи.
– Всё готово? – выходил из темницы Мор.
– Да.
– Завтра отправляемся.
И на рассвете вывели из темницы Гордона, а с ним и полуживую жену, и детей, связанных – в любой момент убить могли недруги. Выла старая мать со своей башни, запертая Мором.
Хотел изорвать Гордон Мора. Злился, смотрел на семью свою, разрывался. Не мог предать он Лю Ма. А небеса всё тёмными были, наливались мрачными кораблями гроз и дождя. Не пугались злые люди погоды. Чувствовали власть над природой, над живым. Были собраны они оружием и ядом, да погаными помыслами.