И очередной архитектор-строитель зиккурата, который может быть обозначен по-разному (например, понятием «свободный каменщик»), конечно же, бросит вызов старому миру, но и, одновременно, он окажется в ситуации значительных испытаний. Его ждет встреча с возникающей новой адекватностью. Но каким он станет после такой встречи, и что будет с ним после…?
Но, увы, вернуться назад нельзя, разве что в мышлении. И великая мечта изменит строителя, а строитель воспроизведет новый мир, но затем наступит очередное «после», то есть возникнет конкретный старый мир, в котором вчерашние строители будут играть уже совершенно другие роли.
Но подразумевает ли строительство нового мира «коренное изменение» и самого строителя? При этом, такое предполагаемое изменение должно в обязательном порядке являться и центральной мечтой? А если строителя нельзя затронуть в том, в каком-то последнем значении, тогда построено будет то же, что и всегда? Но тогда зачем все это?
И строительство нового мира – это всегда разрушение старого, это всегда кровь и слезы, но «цель оправдывает средства», или все сложнее? А если непонятно кем запущенный, непостижимо как существующий исторический процесс остановить нельзя? А если присутствует только возможность выбирать сторону и место в таком процессе? И процесс, все же, – это некая сверхконстанта, которая сметает все преграды и любое «слабое зачем»?
И на что похож очередной новый мир тем, кто из вчера, или тем, кто извне? И, возможно, для тех, кто извне, такой мир – это безумие, а для тех, кто из вчера – это завершение их мира? И такой извне, и какой-то из вчера, возможно, всегда является в итоге концептуальным противником?
И, возможно, противник тоже строит (или мечтает построить) свой мир, и для него чужой новый или старый мир – это антиблаго? И для него чужое строительство – это брошенный вызов?24 И такой вызов или чужую мечту – он хочет уничтожить, уничтожить вместе с памятью о том чужом мире, мире мечты?
И если новый мир – это великая надежда преодолеть эту предопределенность, то как быть с теми, кто вовне? И с теми, кто завтра изменит мечте, решив, что это глупость, опасное заблуждение, иллюзия? Когда строители устанут, то что в итоге? А если уставшие станут контр, но такое контр не будет предполагать «куда»? То что тогда или что после? И кто был адекватен в итоге?
И почему бывшие строители – это всегда то, что подлежит искоренению под корень? И, возможно, тут дело не в том, что у них «уже теория не та», возможно, тут дело в каком-то «корне», который требует глобального удаления? И что о таком «корне» сказал Бердяев в работе «Истоки»? То есть извне контр, он всегда будет врать про то, что лечить будут теорию – всегда, на самом деле, лечить будут другое…