Девушка покраснела от смущения. А, быть может, от досады. Борис не мог понять.
– Вы ошибаетесь, – сказала она. – Или вам почудилось в ночном бреду. И вообще, я никогда не…
Но Борис не дал ей договорить. Он достал из кармана джинсов медальон, раскрыл его и показал изображение девушке.
– А вот это мне тоже почудилось? Или скажете, что это не вы?
Катриона радостно вскрикнула, узнав свой потерянный, ей казалось, навсегда медальон – единственное, что осталось на память о матери.
– Откуда он у вас? – воскликнула она. – Впрочем, я догадываюсь…
Она замолчала. Было очевидно, что когда Борис целовал ее, перед тем, как потерять сознание, он оборвал цепочку, свесившуюся с шеи через вырез блузки, и рефлекторным движением зажал медальон в руке. А она этого не заметила.
Но Борис понял ее молчание по-своему. Он подумал, что девушка, припертая к стене зримым доказательством, своим возгласом окончательно разоблачила себя. И сама сообразила это.
– Что, узнаете себя? И эта же девушка пела прошлой ночью на берегу. Я не мог ошибиться. Ведь это вы, правда? Только не лгите.
– Нет, не я, – грустно ответила Катриона. – Это моя мама. Она погибла вчера ночью.
Борис ошеломленно смотрел на нее, не зная, что сказать.
– Не надо ничего говорить, – сказала Катриона, как будто прочитав его мысли. – Ведь вы сами знаете, что словами горю не поможешь.
– Когда у меня умерли мама и папа, бабушка много разговаривала со мной, – тихо произнес Борис. – Рассказывала, какие они были добрые и хорошие. И как любили меня. Говорила, что я еще встречусь с ними – не в этой, а в другой, вечной жизни. Я думаю, что именно это помогло мне пережить то страшное время и не умереть с горя. Я был совсем крошечным. А мир – таким огромным и пугающим. В первые дни я даже отказывался от еды. Кусок не лез в горло. Лежал, свернувшись клубочком, на своей кровати и плакал. Я угасал как свечка. Так что если бы не бабушкины слова…
– А что с ними случилось? С вашими родителями?
– Никто не знает точно. Они возвращались домой на автомобиле по горной дороге, тот сорвался в пропасть. Кажется, мама была за рулем. Она была плохим водителем, но очень любила быструю езду. Предполагают, что на повороте солнце ослепило через лобовое стекло водителя… С тех пор я не люблю солнечный свет.
– И я тоже, – сказала Катриона. – Когда светит солнце, я становлюсь безобразной.
Они помолчали, думая каждый о своем горе.
– Меня зовут Катриона, – вдруг сказала девушка.
– Меня Борис, – ответил он. – Да вы и так знаете.
– Еще полчаса назад мне казалось, что я знаю о вас все, – призналась Катриона. – Но сейчас я поняла, что не знаю ровно ничего. И мне еще предстоит вас узнать по-настоящему.