Дети сидели в столовой за накрытым столом, за обе щеки уплетали блины, политые медом и выглядели пасторально и мило.
«Надо же, а они симпатичные даже, может и не так плохо все. Плюшка поправится скоро и заберет своих детишек. Что уж, я не справлюсь с двумя малышами? Легкотня. Если уж эта растыка может. А я ж мужик, я брутальный и злой мачо. Меня боятся конкуренты. А тут два мелких, лопоухих младенчика. Пффф», – подумал я, и почесал поясницу.
– Здравствуйте дети,– растянув губы в подобии улыбки, проорал, чувствуя себя хозяином положения. Детишки повернули в мою сторону вымазанные малиновым сиропом физиономии, и мне показалось, что с их губешек стекает кровь. Моя кровь Организм в районе зада от чего – то позорно поджался. Мотнув головой, отогнал морок и прошел к своему месту во главе длинного стола. – Значит так. Пока вы живете в этом доме, будете следовать его правилам. Оно одно – я не должен вас видеть. Сегодняшний макияж великодушно прощаю. По всем вопросам обращаться к прислуге. В мою комнату не заходить. И почему на завтрак гребаные блины? Эта чертова баба повариха, знает, что я их ненавижу.
– Мы попросили тетю Альбертовну,– пробухтел набитым ртом антихрист мужского пола.
– А вам вот,– придвинула мне тарелку, накрытую клошем девочка.– А блины вы зря не едите. Они вкусные, и уж всяко полезнее, чем ваш огромный вредный бутерброд. Мама говорит, что это первый шаг к гастриту. Но в вашем случае, уже наверное мильенный.
– Очень вредные,– поддержал ее братишка,– от них зубы разрушаются.
– Что ты несешь? – прорычал я, скидывая с тарелки металлический колпак. – От сладкого у тебя скорее все зубы превратятся в гнилушки. А ты вон набиваешь себя сахаром по самую маковку.
– Дяденька, мы к маме хотим,– вдруг тихо сказала малышка, сморщила свой носик, я аж застыл с не донесенным до рта сложным бутербродом, на которые моя экономка Альбертовна большая мастерица. Точнее она не просто прислуга, даже. Скорее уже родственницей стала. С тех пор как меня пригрела. Маменька моя чадолюбием не отличалась, а вот мужчин и огненную воду уважала безмерно. Альбертовна нашла меня на улице, когда мне исполнилось десять и сделала человеком. Я выпал из тоскливых воспоминаний, прямо в реальность, в которой на длинной ресничке девочки висела крупная слезинка и охренел от незнания, как себя вести.
– Мама ваша сейчас немного не в кондиции,– растерянно вякнул я, откладывая в сторону сэндвич.– Ей надо немного прийти в себя.
– Тогда вы пойдете сегодня в школу, – насупился мальчишка, встав рядом с капризничающей девчонкой. Все, у меня начинается мигрень. Эти чертовы исчадья вывели меня из себя очень быстро.– Там немного я переборщил. И это, я не люблю когда Варька плачет. Ясно?