– Отдай мальчишку,– сильные руки выхватили сына из моих объятий. Бесцеремонно и властно. И я не стала противиться. Уставилась на благообразного дяденьку, облаченного в полосатую пижаму, очки в тонкой оправе и какую то идиотскую шапку, нахлобученную почти до самой бородки клинышком.– Борисыч, что встал как пень? Ты лепила или где? Лечи исчадье, вот прям тут,– заорал Седов на заспанного дезориентированного мужчину, так, что с него слетела дурацкая шапка.
– Когда Альбертовна притащила тебя десятилетнего, я сразу понял, что не сдохну спокойно,– хмыкнул дядька,– вот ровно в тот самый миг, когда ночью двадцать лет назад мне чуть не вынесла дверь хрупкая испуганная женщина. С тех пор я храню в доме шовный материал, анестетик и иглы.
– Я интересуюсь, вечер воспоминаний окончен, или мы нальем по бокальчику, закурим сигары и ты вспомнишь свою бурную юность? – ощерился Седов. Мне стало страшно, но Борисыч и бровью не повел.
– Слушай, тут и волос не нужно,– задумчиво хмыкнул доктор, рассматривая моего сына в тусклом свете непогашенных фар.– Это же объект? Так я тебе скажу, ни банка, ни мазок мне не нужны, чтобы установить твою причастность к созданию. И так ясно, что …
– Рот закрой, – зарычал мамонт.– Зашей Омену лобешник и рот себе, старый пес.
– Не поняла, каких волос? Какой объект? Ты что, собирался без моего ведома что – то с моими детьми делать, подонок? – икнула я, чувствуя, как у меня дрожат колени, а в груди растет ком страха смешанного с яростью.
– Ну вы тут разбирайтесь. А я зашью рану. Не хорошая она, – хмыкнул доктор, выхватил Вовку из рук мамонта и растворился в ночи, пахнущей сыростью и проблемами.
– Параша, только без рук,– выдохнул Седов, когда я подлетела к нему сжав кулаки.– Я просто решил, что…
– Что, что? – сквозь зубы процедила, борясь с головокружением.
– Что ты такая дура, что родила детей от мамонта. Глупость, правда?
Глеб Седов
– Абсолютная,– фыркнула Плюшка, но я отчего – то не почувствовал облегчения. Наоборот, меня затопило разочарование. Я был готов к другому ее ответу. Но на ее физиономии сейчас была нарисована такая обида. Странно, я опять что – то не то сделал? Или сказал? – Конечно же я бы не стала рожать от наглого подонка, которого не люблю. Вы это хотели услышать? Это единственная правда, которая вам нужна? Ведь так? Близнецы не ваши, если это вас волнует.
– А от кого же ты бы плодиться стала? – мне сейчас вот захотелось сгрести ее за шкирку и встряхнуть эту мелкую зловредную нахалюгу, снова закусившую свою чертову губу. Черт бы ее побрал, вместе с ее наглыми глазами, чужими детьми, моим разочарованием и… Я понял, что чувствую сейчас, и это мне не понравилось. Меня душила черная, ослепляющая, сверхъестественная ревность. Но ведь это же безумие. Нельзя ревновать того, кого не любишь… Это абсурд. Я не мог же…– А понял, торт был не один.