Дергача Глеб бить не стал. Друг все- таки. Да и тот уже не сопротивлялся и все хныкал, разглядывая оторванный рукав своей красной импортной рубашонки.
–Ой да загу загулял, загулял, парнишка – парень молодой, молодой, ой, в красной рубашоночке, – неслось из магнитофона, – молоденькой такой.
Взял за руку девчонку Глеб повел ее в прихожую, не забыв, кстати надеть свою шапку – вязаную с модным таким нынче пушистым шариком на самой ее вершинке.
Они уже спустились на крылечко, как вдруг сзади раздался крик:
– Постой, зараза!
И звонко на бетонный пол посыпались осколки стекла, нагло и зло блеснувшие в темноте яркими колючими искрами.
Очнулся Глеб уже на улице, под деревом рядом с крыльцом. Зарёванная незнакомка трясла за правое плечо и, всхлипывая, приговаривала:
– Эй, вставай, что с тобой. Вставай, ты живой?
– Вроде, – еле – прошептал Глеб, – натурально оживая от этих чудо- ресничек и от этого милого взгляда глаз, больших – больших, синих-синих.
Присел. Рядом валялось горлышко от "Пшеничной".
– Вот придурки, – подумалось ему, когда он, сняв мокрую от крови шапку, ощупывал вал на затылке.
–Тебя, как зовут- то? – спросил он.
–Рита.
–Далеко живешь?
Он попытался привстать на одно колено.
– Да, – ее плечики продолжали вздрагивать, – далеко.
– Ну, пойдем, провожу тебя, бестолковка…