Света быстро вышла из комнаты, мимо притихших товарок, по коридору через дверь на плац, потом миновала «Газельку» с угрюмыми разведчиками и «предметом», потом к железным воротам, в калитку, мимо подавленного часового. Быстро шагала теперь по пустой серой улице.
– Почему именно он? В батальоне две-три сотни мужиков, и из всех из них она выбрала только его, и именно ему же и надлежало умереть?! Почему не тому другому, который давно в безопасности в Москве, открыл уже, наверное, новый бизнес?.. Почему именно ей? Есть столько женщин, с которыми ничего такого никогда не случалось – которых не бросал в трудную минуту муж, у которых не погибал внезапно возлюбленный, которые вообще никогда не видели войны, не прятались с детьми по подвалам, не просыпались среди ночи от канонады!.. И ведь даже самый разумный в этой ситуации выход – покончить с собой – для неё не доступен, потому что у неё две дочки, которые как якоря держат её в этом тошнотворном мире, где мужчины либо трусы, либо «двухсотые»! А ведь она ещё не старая – ей ещё лет тридцать или сорок предстоит жить!.. Или сначала дочек, потом себя? Да нет, так у неё не получится. И бросить их одних тоже не сможет. И что с этим со всем делать?!
Света не могла бы сказать, сколько она пробегала не разбирая дороги с этими вопросами по опустевшему серому городу, прежде чем отчаяние ее как будто притупилось под действием физической усталости. Во всяком случае, она наконец присела на троллейбусной остановке, рассчитывая поехать домой. Дочки уже, наверное, из школы пришли.
– А при Украине-то троллейбусы лучше ходили, – приставала какая-то бабка к какому-то молодому военному в солдатском бушлате с пустыми погонами, – за что вы воюете? Чтоб совсем житья не стало?
– Что ты к нему пристала, – вступилась другая, – он-то тут причем!
– Он причем? А я причем? Я всю жизнь работала, а тут на пенсию даже сдохнуть не по карману – хоронить как собаку в картонной коробке придётся! Или в морге вонять, там и так смрад, когда мимо идёшь!
Света не могла больше выносить этого разговора и пошла пешком, несмотря на усталость, не дожидаясь троллейбуса. Тот как назло вскоре обогнал ее и бодро скрылся за поворотом.
– Что ж это за издевательство?! – закричала она в голос и разрыдалась, но всё же шла дальше по пустынной улице, всхлипывая и бормоча что-то совсем уже невнятное, когда знакомый звук, резкий оглушительный хлопок, заставил её остановиться и взбодриться. «Прилет» снаряда или мины, причем близко – впереди за поворотом. Света привычно метнулась к ближайшей пятиэтажке, нашла подъезд и скрылась в нём, машинально захлопнув за собой старую дверь без стёкол, поднялась на полпролёта, стараясь держаться подальше от окон. Разрывов было не более десятка и всё стихло. Выслушав стук осколков снаружи и переждав пару минут, спустилась и открыла дверь. Мимо пробежала, вытаращив глаза и поджав хвост, ошалевшая от такой жизни собака. Света опять пошла дальше своей дорогой, когда из-за поворота услышала крики нескольких голосов и визгливое женское причитание. Света и тут флегматично двинулась далее, уже привычная ко многому, но то, что ждало за поворотом, заставило ее замереть. Посреди проезжей части стоял развороченный троллейбус, на обильно политом кровью асфальте валялись фрагменты тел. Света разглядела худую руку подростка, женскую ногу, валялись какие-то окровавленные кучи тряпья. Рядом стоял плачущий старик. Потом она отвернулась и опять двинулась дальше, стараясь уже не смотреть. Зачем ей это в памяти? Она всё равно ничем не может помочь.