Пребелая тропа сливалась с воздушным пологом, когда я сошла с неё, утонула выше колена в нём. Папа же стоял, не шевелясь и запрокинув голову, всматривался в ясное весёлое небо, разбиваемое густыми макушками. А у мамы в малиновой куртке – румянец на щеках. Мама, позируя для фотоснимка, присела у гигантской ветки с зефирной шапкой, и мне показалось на миг, что это закатное солнце спряталось, чтобы удивить всех.
Не заметили, как подошли к бревенчатой, в снега одетой часовне, радовавшей где-то в небесах золотым крестом и через окна – звёздами лампадок и свечек. А рядом – тёплая церковная лавка и открытая беседка, также смастерённые из брёвен, остроганных, урезанных, подогнанных друг к другу; студёный источник, укреплённый камнями. А вокруг «оазиса» – зимний лес, деревья надёжной стеной.
Крестясь, молились перед любимыми святыми в часовне; пригубили тёкшую струйкой целебную водицу, набрали её, взяли с собой; у церковной лавки приласкали мурлыкавшего и тёршегося о ноги чёрного кота с жёлтыми глазами, такого доверчивого, гревшего своим теплом, и отстранённого. В беседке разлили горячий чай по кружкам, благо термос был припасён, и, наслаждаясь русским пейзажем и приятной тишиной, согрелись, а после покинули с благодарностью уютный закуток, спрятанный в дремучем зимнем лесу, закуток, где всеми ощущалось чьё-то присутствие.
Души подлечены, оставалось лишь набраться физического здоровья на даче. Нас ожидало славное катание на лыжах по лесу, протянувшемуся вдоль дачных участков. Солнце – сияющее белое пятно, снег белее праздничной скатерти казался белым небом со звёздами-пульсарами. Как же глаза слепли! Стройные лыжи со вздёрнутыми носами беспрепятственно скользили только вперёд по нарезанной папой и накатанной мамой лыжне, узкой двухполосной дороге, разделённой снежным наносом. От такого необычного движения и невесты-зимы мы возрадовались. Протопленный дом, из трубы которого поднимался жар и дымок, постепенно скрывался из виду.
И мы опять погрузились в прекрасный зимний лес: кусты брусники выглядывали из-под белых покрывал, крупицы снега – на мелких листах; сосны-детки в белых кепках; ямы, присыпанные снегом, – что-то вроде бывших лежанок медведей; заячьи петляющие следы и лисьи около. «Ну, погоди!» – наверное, досадовала лиса, упустившая длинноухого; молодой дятел колотил берёзу-свечку: «Тук-тук, тук-тук».
Когда я шла первая, лыжи проваливались, разламывая снежный покров, как атомный ледокол – льдины; палки погружались глубоко в снежную вату; и, смотря, как планируют редкие снежинки, можно было без устали ходить и ходить или скатываться с лесных горбов. Мороз крепчал, и, если бы не движение, мы бы уже возвратились к не успевшему растерять тепло дому. А так катались и катались одни в тишине леса… Но праздники подходили к завершению, обратная дорога ждала нас.