– Лидия, пожалуйста…
– Простите, Елена Павловна, – всхлипнув, шепнула Лидия. – Марфу я защитить не могла.
Элен все поняла, хотя больше не прозвучало ни слова. Впору было сердиться и кричать, но сил на это не нашлось – к тому же, в глубине души крепло осознание того, что все это сделано для ее блага, пусть легче от этого не становилось. Ей оставалось лишь опуститься обратно на софу и позволить пролиться слезам досады, с которыми поделать она ничего не могла.
Когда дверь кабинета распахнулась, Гордей Михайлович заканчивал последний отчет. Появившийся на пороге жандарм заставил его удивленно отложить перо, но его удивление сменилось еще большим недоумением, когда следом за жандармом в кабинет вошел Роман Аркадьевич Строцкий. Сразу за ним порог пересек Виктор Андреевич, последним, прикрыв за собой дверь, зашел Илья Алексеевич.
Опасливо косясь на жандарма, Гордей Михайлович кашлянул.
– Господа, чем обязан вашему визиту?
Роман Аркадьевич бросил на стол перед ним письмо с надломленной печатью.
– Читайте, Гордей Михайлович.
Тот нехотя раскрыл письмо.
С каждым прочитанным словом атмосфера в кабинете менялась. Виктору казалось, будто становится тяжело дышать. Он чувствовал, как напрягся полковник, как скрывает свою тревогу Илья Алексеевич. Однако Роман Аркадьевич оставался предельно спокоен, и его спокойствие заставило его убедиться в том, что он все сделал верно.
Дочитав письмо, Гордей Михайлович бросил его обратно на стол.
– И что все это значит?
– Вам ведь знаком автор этого письма? – холодно поинтересовался Строцкий.
– Разумеется, я уже говорил об этом господину Никифорову.
– Согласно имеющимся у нас данным автор этого письма, поручик Владимир Семенович Милославский, стал свидетелем не просто убийства в лагере русской армии, но также обнаружил предателя и перебежчика, снабжавшего афганское, а вместе с ним и британское военное командование информацией о русских войсках.
– Позвольте, об этом в письме нет и речи…
– Верно, – согласился Виктор. – Все это выяснилось в ходе расследования. К слову сказать, выяснилось кое-что еще довольно любопытное. Вы говорили, что Милославский блестяще играл в карты, верно?
– Все так.
– А его сослуживцы и друзья утверждают, что в карты ему поразительно не везло. То ли дело в шахматы.
– Виктор Андреевич, право слово, карты, шахматы, это же какой-то фарс! – Гордей Михайлович досадливо поморщился. – В лагере было столько народу, неужели я вспомню каждого солдата!
– Однако совсем недавно вы утверждали, что помните поручика именно из-за его блистательной игры.