8
Всю правую сторону занимали высокие, до потолка, книжные шкафы, забитые многочисленными трудами по психиатрии, психологии и всем, что с этим связано. Дальше стоял большой деревянный глобус со съёмной верхушкой, спрятавший в себе запасы неплохого алкоголя. Сразу за ним, у окна, расположился массивный стол тёмного дерева, который по своей основательности и возрасту мог поспорить с самим зданием. Тут же в серебристом прямоугольнике лунного света стояло повёрнутое боком кресло ему под стать. Ну просто кабинет гарвардского профессора, не иначе. Особенно если учитывать ещё два широких мягких кресла, разделённых журнальным столиком, в одном из которых я сидел буквально вчера. На широком подоконнике притулился небольшой прямоугольный сейф с цифровой панелью управления.
Вскрыть ящики стола было явно проще и быстрее, так что я решил начать с них. Первый посередине оказался не заперт и ожидаемо хранил в себе небольшую коллекцию ручек, скрепок, карандашей да прочей канцелярской дребедени. Три с правой стороны, друг под другом, были заперты. Я погрузил пальцы в замочную скважину верхнего, нащупал механизм, отжал запирающий язычок. Ничего интересного, стопка журналов по психиатрии с заметками на полях. Второй оказался вовсе пустым. В третьем, самом нижнем, лежала только перевёрнутая вниз лицом фоторамка. Я уже собрался его закрыть, но почему-то помедлил и всё-таки решил изучить находку. На первый взгляд обычный чёрно-белый снимок. Причём довольно старый. Группа улыбающихся людей стояла на фоне знакомого мне каменного здания больницы. Я пригляделся и брови поползли вверх. Преодолели темечко, спустились по затылку, миновали распахнутый от удивления рот и вернулись на своё законное место. Я поднёс фотографию к окну, чтобы получше рассмотреть невозможное. Прямо по центру довольно щурился в камеру Аркадий Степанович, чуть моложе, чем сейчас, но не намного. Лет пять, десять максимум. Он держал за руку медсестру в белом переднике и чепчике, которая единственная из всех очень серьёзно смотрела в объектив фотокамеры. Примерно его возраста, может, даже немного старше, но все ещё невероятно красива. Нина Михайловна.
И надпись в левом нижнем углу – Больница «Красные Зори», Челябинск, 1946 год.
Родители? Я прикинул. Если они родились примерно в то время, то уборщица ещё попадала примерно по возрасту, а вот главврач никак, даже если очень хорошо сохранился.
Замечательно. Пошёл за ответами – нашёл новые вопросы. Мне определённо всё больше нравилось это место. Я вернул фотографию обратно и перешёл к соседним ящикам. В первом же мне улыбнулась удача. Поверх нескольких больничных карт лежал ежедневник в коричневом кожаном переплёте.