Меня выкинули.
На улицу.
В пятнадцатиградусный мороз.
Усадив попой в сугроб.
Падающий снег припорошил мою шерстку, отчего я стал похож на снеговика.
Это было… очень холодно! И я понятия не имел, как долго мне придется проторчать под открытым небом.
Ощущал я себя по прошествии получаса… синим. И это, к моему величайшему сожалению, никоим образом не относилось к алкоголю. Хотя от пары глотков виски я бы не отказался, в качестве согревающего напитка.
Первыми отмерзли уши. Не уверен, что они не отвалились. Затем я перестал чувствовать нос и все четыре лапы. Про попу вообще молчу! Она заледенела в первые десять минут, поэтому она не в счет.
А еще этот аромат, который сводил меня с ума! Что-то рождественское. Корица с апельсином, кажется. Довольно распространенный запах для туалетных освежителей. Именно им Ричарду пришло в голову меня «полить», иначе не скажешь. И что ему не понравилось в моем запахе? Или он захотел, чтобы и я пах Рождеством. Мало ему, что ли елки до потолка и гирлянд по всему дому?
Уж не знаю, как он вообще до такого додумался. Есть же, в конце концов, мамины (или папины) духи, ну или какой-нибудь дезодорант в виде спрея. Нет же! Ему приглянулся именно освежитель воздуха! Да еще и распылил он его на меня столько, что сочельник я рисковал встретить на улице. Хорошо, что вокруг все было украшено: и деревья, и дома – хоть что-то не давало моему настроению скатиться в пропасть.
Когда время уже приближалось к обеду, открылась дверь и меня бесцеремонно втащили внутрь за ухо. Учитывая, что оно отмерзло, я совершенно ничего не почувствовал. Билл скептически осмотрел меня, понюхал в нескольких местах, а затем отнес в ванную «оттаивать», усадив около батареи отопления.
– О-о-о, теплышко! – заходясь от восторга, протянул я.
Довольно быстро снег растаял, оставив на моей шерстке маленькие капельки воды. Билл заглянул ко мне минут через двадцать для того, чтобы эти самые капельки убрать, тряхнув меня так, что моя голова затылком стукнулась о мою же задницу, чувствительность к которой, как ни странно, вернулась. Просидев еще минут двадцать около пышущей жаром батареи, мне объявили амнистию и разрешили Ричарду забрать меня обратно в детскую. Конечно, весь запах не исчез, но стал, по крайней мере, менее удушающим и противным.
Когда малыш проносил меня мимо гостиной, я зацепился взглядом за елку, стоящую по традиции у камина. Красивая! Высокая, чуть ли не упирающаяся в потолок, пышная и вся-вся увешанная игрушками, подсвеченными сотнями разноцветных лампочек. Даже в дневном свете она смотрелась сказочно!