Хоть Милена формально и не являлась целительницей, а лишь ученицей, но будучи единственным человеком в отряде, обладающим способностью к врачеванию, пользовалась большим уважением среди дружинников.
Во время похода она, как и другие женщины, наряжались по-мужски: носила порты, сапожки и простенькую свиту фиолетового цвета — тут так называлась верхняя одежда, что-то среднее между коротким кафтаном и курткой со множеством застёжек. Свиты знати имели, как правило, облегающий фасон, яркие цвета и вышивку. Челядь одевалась мешковато и невзрачно.
— Прикажи поехать Олегу или Рогволду, — настаивала Милена. — Ты можешь навредить себе. Ты ещё не полностью здоров.
— Нет, — отрезал я. — Предложение отклоняется. Поеду сам. Хватит валяться.
Порты и рубаха уже были на мне — я в них спал, поскольку ночами было прохладно. Поверх рубахи надел свиту из плотного лазурного сукна, обшитую по бортам серебряными нитями. На рукавах и груди было такое множество застёжек, что возиться приходилось долго.
Пока я вставлял в петельки все двадцать с лишним пуговиц, явился Олег, сообщил, что передал мой приказ Молчану.
— Ладно, дело твоё, — Милена надула губы, словно обидевшись на то, что я отверг её заботу. — Сейчас принесу отвар. Обязательно выпей, он укрепит тебя.
Милена ушла за настойкой, а я продолжил упаковываться. На голову водрузил шапку — колпак с широкими отворотами. Без головного убора люди тут редко показывались на улице. Подпоясался ремнём, расшитым стальными бляхами. На нём висели кинжал с позолоченным навершием, мешочек для денег и сумочка с тиснёным узором. Наряд мой выглядел весьма изысканно. Остальные дружинники одевались проще — по крайней мере, в походе.
Выйдя на улицу, я велел Олегу тоже седлать коня, а сам отправился к Всеславу Игоревичу. Его шатёр стоял рядом с моим, а вокруг серели матерчатые навесы и палатки. Горел костёр — на нём два челядина варили похлёбку в котле, бегали оруженосцы по разным поручениям, воины натачивали сабли и начищали доспехи. Звенел молот — наш кузнец-дружинник Вольга, как обычно, либо лошадь подковывал, либо что-то ремонтировал. Отряд готовился к ещё одному дню похода.
Возле моего шатра стояли на привязи две лошади: конь Бледный серой масти и вороной по кличке Стриж. Бледный был боевым скакуном — могучим, мощным. Стиж — для дороги. Молчан — пятнадцатилетний отрок, что служил моим оруженосцем, затягивал подпруги на Стриже.
Всеслав Игоревич и Рогволд уже были в шатре. Они рассматривали лежащую на столе карту. Отец и сын походили друг на друга: оба широкоплечие, пузатые, коренастые. Всеслав Игоревич носил длинную широкую бороду, Рогволду — короткую. Он был даже крупнее отца, а ручищи — что медвежьи лапы. За то и получил, видимо, прозвище Мевдведь. Всеслав Игоревич имел кличку — Угрюмый. Она тоже соответствовала его облику: чего только стоили густые брови, которые тысяцкий постоянно хмурил по поводу и без. Рогволд, понятное дело, выглядел моложе. Он служил старшиной, отвечал за снаряжение и обучение воинов.