В родительской коллекции пластинок была также запись нескольких органных произведений Баха в исполнении Альберта Швейцера, но долгое время я откладывал их, поскольку боялся, что они будут слишком «тяжелыми». Но когда я наконец-то до них добрался, я был очень тронут услышанным и пристрастился к ним так же сильно, как до этого – к «Хорошо темперированному клавиру». Затем я естественным образом расширил свой поиск пластинок, включив в него органные произведения Баха, но вскоре обнаружил некоторое беспокойство по поводу того, что многие исполняли их слишком резво и бойко, будто они были лишь упражнениями на виртуозность, а не глубокими заявлениями о человеческом состоянии. Игра Швейцера была скромной и простой, я был очарован тем, что он кое-где допускал ошибки, но при этом невозмутимо продолжал (ни в одной из других записей невозможно было услышать хотя бы малейшую ошибку, что казалось мне неестественным и даже ненормальным). Также оказалось, что все его исполнения были записаны на простом органе в той самой церкви Эльзасской деревни Грюнсбах, колокольный звон которой одним ясным весенним утром спас жизнь парочке птиц и изменил жизнь юного Альберта, а вместе с ней и жизни тысяч людей.
С течением лет Бах в исполнении Швейцера стал моей сокровенной частью. Я завел еще несколько его пластинок из одной и той же серии, каждая из которых открывала новые глубины космической мудрости (возможно, это звучит претенциозно, но для меня – в самый раз), которая исходила одновременно и от композитора, и от исполнителя.
Конечно же, меня переполняло удовольствие, когда популярность моей книги «Гёдель, Эшер, Бах» некоторым образом связала для музыкального сообщества мое имя с именем Баха (это была большая честь), и в год трехсотлетия Баха, 1985-й, я с радостью поучаствовал в нескольких юбилейных празднествах, включая крошечное мероприятие в сам день рождения, которое я организовал в Анн-Арбор для группы своих студентов и некоторых друзей; его кульминацией стала небольшая огненная буря, вспыхнувшая, когда мы зажгли все 300 свечей на гигантском праздничном торте, который я заказал.
Пятнадцать лет спустя меня неожиданно пригласили в Роверето, Италия, принять участие в памятной церемонии по случаю 250-й годовщины смерти Баха (которая случилась в июле 1750 года), и поскольку я в это время все равно собирался быть в Северной Италии, я охотно согласился. Тем вечером было произнесено несколько памятных речей, а после банкета обещали развлечение – известный вокальный коллектив должен был исполнить несколько произведений Баха (в переложении для небольшого хора). Я знал, что его участники талантливы, и с нетерпением ждал достойного вечера трогательной музыки.