, в которой в ней существует петлеобразный «Я»-паттерн, поскольку присутствие паттерна вовсе не черно-белый вопрос. Таким образом, сколько «Я»-паттерна в субстрате, столько в нем и души, а где такого паттерна нет, сущность неодушевленна.
И по-прежнему остается назойливый вопрос: почему из петлеобразного абстрактного паттерна, каким бы роскошным он ни был, получается очаг внутреннего мира, внутренний свет, точка взгляда от первого лица? Иначе говоря, откуда происходит «Я»? Для некоторых искателей истины (вроде Странной петли № 641) достаточно понимания, что этот паттерн со временем невероятно разрастается и усложняется, воспринимает сам себя, укрепляется так прочно, что его уже нельзя искоренить. Для других же (вроде Странной петли № 642) такой ответ вовсе не годится.
Для мыслителей второго рода всегда будет оставаться актуальной задачка из Главы 21 о двух только что отчеканенных с точностью до атома копиях уничтоженного тела, одна из которых находится на Марсе, а другая на Венере: «Где я очнусь? В каком из двух тел окажется мой внутренний свет и окажется ли?» Эти мыслители отчаянно вцепились в инстинктивное представление об уникальном картезианском Эго, которое составляет их идентичность, «Я», внутренний свет, внутренний мир любого сознательного существа. Для них неприемлемо предположение, что их драгоценное «Я» скорее мерцающая, неуловимая радуга, чем твердый и увесистый камень, и что по этой причине не существует верного ответа на недоуменный вопрос: «Кто из них я?» Они будут настаивать, что только в одном из двух тел находится истинный шарик «Я», в противоположность неуловимой сущности, которая, подобно радуге, все отступает, растворяясь полностью, когда вы подходите ближе. Но вера в такое неделимое, нерушимое «Я» – это вера в нематериальный дуализм.
И в этом наше основное затруднение. Либо мы верим в нематериальную душу, которая живет за пределами законов физики, что равносильно ненаучной вере в магию, либо мы отбрасываем эту идею, и тогда вечно манящий вопрос: «Что заставило физический паттерн стать мной?» – вопрос, которому философ Дэвид Чалмерс дал соблазнительное и удачное название «Трудная проблема»[41], – кажется сегодня (или, если на то пошло, в любой момент будущего) таким же далеким от ответа, как и много веков назад.
В конце концов, слова вроде «физическая система» или «физический субстрат» рисуют в сознании большинства людей, включая значительную долю философов и неврологов со всего мира, хитрую структуру из многочисленных взаимосвязанных колесиков, шестеренок, рычагов, трубок, шариков, маятников и так далее, пусть все они крошечные, невидимые, абсолютно бесшумные и, возможно, даже вероятностные. Такая масса взаимодействующего неодушевленного вещества выглядит для большинства людей настолько же бессознательной и лишенной внутреннего света, как туалетный бачок, автомобильная передача, дорогие швейцарские часы (и механические, и электронные), фуникулер, океанский лайнер или нефтеперерабатывающий завод. Подобная система не просто