На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от
близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но
ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во
дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку
красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по
почтовому ящику, чтобы сбить с него снег.
Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в
десяти два подростка начиняют сугроб петардами.
Застегнув куртку, перехожу на легкую трусцу, двигаясь вниз по улице. Через
четыре дома сворачиваю направо. Компания человек в пять зажигает по
кругу бенгальские огни.
— С Новым годом! — летит в меня чей-то смех.
— С Новым годом, — трушу мимо, чувствуя, как от холода начинают гореть
уши.
Пройдя мимо единственного круглосуточного супермаркета, сворачиваю на
параллельную улицу и через минуту добираюсь до нужного дома. Зажав
звонок в кованой калитке, прыгаю на месте, чтобы не отморозить зад.
— Санечка! — визжит хозяйка, повисая на моей шее и обволакивая
запахом терпких духов.
— Ты один?
— Как видишь, — улыбаюсь, получая легкий поцелуй в щеку и вручая ей
бутылку.
— Пошли, пошли, пошли… — смеется Таня, затягивая меня во двор. —
Холодно…
На ней чумовое платье с блестками и кроссовки мужа на ногах.
— Знаешь кто ты, Романов? — тараторит, семеня по расчищенной дорожке.
— Ты жук! Сто лет тебя не видела!
— Работа, — поднимаюсь вслед за ней на крыльцо, пожимая руку мужикам.
— Саня, — лыбится Калинкин. — Ты когда в мой ресторан придешь? —
смакует свою сигару. — Знаешь сколько я за этого шефа отвалил?
— Не вижу, чтоб ты бедствовал, — усмехаюсь, рассматривая его холеную
рожу.
— Чтоб не бедствовать у меня жена финдир, — прижимает к себе Таню. —
У нее в башке калькулятор.
Стоящий рядом Чернышов молча затягивается своей сигарой, с
философской миной глядя в пространство.
Сообщать ему о том, что вместо него мозг вынесли мне, не вижу смысла.
Короткая прогулка по улице мои мозги немного проветрила, и все бесит
меня уже не так остро.
— Отнесешь на кухню? — возвращает Таня мне бутылку.
— Не вопрос, — захожу в дом.
От детского визга и топота морщусь. Расстегнув куртку, снимаю кроссовки.
В кармане куртки опять пищит сигнализация.
Да твою ж мать!
Достав брелок, опять отключаю.
— Неужели я не сплю… — слышу за спиной и разворачиваюсь.
Мою шею обвивают руки Марго. На автомате обнимаю за талию и
прижимаю к себе. Тело мгновенно реагирует на каждую сногсшибательную
округлость, и на то, что одета она в тонкое шелковое платье.
— С Новым годом… — улыбается, вставая на носочки и без раскачки