— Мальчику уж тридцать почти, — достаю из кармана пиджака телефон.
— Какие твои годы, — примеряет букет к широкой пустой вазе. — Еще на
мое место сядешь. Обещаю.
— Да уж не дай Бог… — смотрю на дисплей, где аварийкой мигает имя
сестры.
На часах одиннадцать утра, и вся моя семья знает, что до пяти вечера меня
стоит беспокоить только в крайних случаях, поэтому возвращаю телефон в
карман, собираясь перезвонить, как только покину кабинет ректора.
— Ничего, — снова ныряет Анна в шкаф. — Через пару лет посмотрим, как
ты запоешь. Тяга к самореализации — она знаешь, пятый инстинкт у
человека.
Мои инстинкты сегодня скатились до уровня сексуальных, будто я от спячки
пробудился.
Позорно, Романов, думать о золотых рыбках, когда тебе место ректора
предлагают в перспективе на пару ближайших десятилетий.
— Тяга к самореализации, — замечаю. — Как и любая тяга, может быть
губительной. Можно лихо обосраться.
— Для этого нужно слушать старших, — опускает на нос очки, поднося к
свету бутылку коллекционной Чачи. — Хотя бы иногда. Выпьешь?
— Не могу, — развожу руками. — За рулем.
— Тогда возьми себе, — вручает мне бутылку, подходя к своему кожаному
креслу.
— Не у меня же праздник, — пеняю, рассматривая этикетку.
— Я такое все равно не пью, — отмахивается, усаживаясь. — Мероприятие
завтра. Ресторан этот новый.
— “Ривьера”, — предполагаю.
— Татьяна тебе дала информацию? Придешь ведь? Познакомлю тебя с
новым главой департамента образования.
— Приду конечно, — киваю, вбивая в телефон напоминание взять у
Татьяны “информацию”.
Количество светских мероприятий в этом месяце напрягает. Идти одному в
“Ривьеру” на день рождения ректора не менее муторное занятие, чем идти
одному на юбилей губернатора.
Перед глазами возникает образ моей юной любовницы во всех мельчайших
подробностях. Вплоть до розовых перьев в ее ушах и рассыпанных вокруг
голубых глаз блесток.
Тупость в том, что дело совсем не в одежде и не в деталях.
Дело в том, что ей девятнадцать, и любому вменяемому человеку, прежде
чем предложить ей бокал вина, обязательно придет в голову попросить
паспорт.
Задержав палец на дисплее, рассматриваю фото, на котором поперек моей
кровати растянулось гибкое стройное тело. Серая футболка задрана ровно
настолько, чтобы был виден намек на очертания бледных округлых ягодиц
и того, что под ними. Рыжеволосая голова опущена на руки, и через
секунду я буду там же, в постели, только Любовь Стрельцова за ночь ни
разу не пошевелилась, и вряд ли об этом помнит.
Впившись глазами в экран, ерзаю по стулу.
Она отключилась сразу после душа.
Понятия не имею, зачем вообще сделал это фото.