– Глупая.
Что я могла еще сказать ей? Она поддалась чувствам, как и я совсем недавно, и теперь будет за это расплачиваться. Говорить, что за ее преступление может быть только одно наказание – смерть от степного жара – я не стала. Сейчас оно далеко, реальная смерть от рук жителей Турайры – намного ближе.
Против воли поежилась, хотя солнце уже успело нагреть пространство под пологом телеги, и теперь казалось, что еще немного и жар станет просто невыносимым. А меня бил озноб. От страха и паники, от тяжелых мыслей.
– Что с нами будет?
И я бы хотела знать ответ на этот вопрос, потому что все предположения не радовали. Оглядела женщин, что сидели на полу, съежившись и не поднимая взгляда. Подумала о своей матери, которая точно также не смела сопротивляться воинам после того, как ее и других захватили в плен. Но тогда все было иначе – война бушевала по всей степи. От нее не было спасения, и плен был лучше смерти.
– Гарем, – ответила ей, – черная работа. Нам обязательно найдут местечко, а если нет, то убьют, чтобы мы напрасно не ели их пищу. Боргайн, сын первой жены Дриорса, хаста Турайры, степи у края солнца не будет долго думать. Он прибыл на священный совет, чтобы убить хаста Риангара, но не смог это сделать. Вряд ли его пленницы могут рассчитывать на доброе слово и теплую улыбку.
Михарна всхлипнула. Уверена, что она сейчас думала лишь о том, что следовало слушать отца и выходить замуж за того, кто предложил бы больший откуп.
Дышать становилось нечем. Свадебное одеяние тяготило. Плотная золотая ткань душила, но избавиться от нее не было никакой возможности. Хотя крашения я все же сняла и спрятала на груди, решив, что не стоит показывать дорогие вещи, соблазняя тем самым мужчин на воровство. Конечно, для них в этом бы не было ничего плохого, ведь они отбирали бы имущество у пленника – свою законную добычу!
Пот уже струился по лицу. День близился к самому жаркому времени, но телега все продолжала свой путь. Оставалось только молиться предкам, что пик жара еще не наступил, и смерть не должна была нам грозить.
– Раэза, – вдруг позвала меня одна из девушек, смуглая до черноты Харда. Я подползла к ней и увидела, что она склонилась над старой Фэа. Голова старухи лежала у нее на коленях, а на ресницах Харды дрожали слезы. – Она умирает.
Я прикоснулась к лицу женщины. Ее кожа пылала. Харда была права. Но юная девушка боялась за свою наставницу, и слова давались ей с трудом.
– Нужно немного воды, чтобы тело могло остыть, – прошептала она. – Хаса Фэа всегда тяжело переносила жар, а последние годы вообще не покидала стен дома хаста в дневные часы.