Глава 17.
В то же время Калошин с Дорониным вслед за Хижиным шагали по асфальтированной дорожке по направлению второго корпуса психиатрической лечебницы. В походке впереди идущего доктора чувствовалось какое-то напряжение, как будто он готовился к прыжку в холодную воду. Калошин почти не сомневался в том, что им с лейтенантом предстоит узнать еще немало интересного.
На крыльце им встретилась худенькая пожилая санитарка, подметавшая ступеньки от опавших листьев растущих рядом кустов сирени. Увидев подошедших мужчин, она выпрямилась и доброжелательно поздоровалась с ними.
– Это наша всеми любимая Пескова Анна Григорьевна, – любезно представил ее оперативникам доктор, приобняв за остренькие плечи, прикрытые шерстяным жилетом ручной вязки. Женщина заметно смутилась и постаралась уйти, но Калошин, представившись, спросил ее, как давно она здесь работает и хорошо ли знала доктора Шаргина. Анна Григорьевна вопросительно посмотрела на Хижина, тот утвердительно кивнул, приглашая всех присесть на скамью у дверей:
– Вы можете рассказать все, что знаете.
Оказалось, что лет десять назад она работала медсестрой в этом корпусе. Тогда заведующим здесь был уже ныне покойный доктор Шнайдер (фамилию этого неизвестного оперативникам человека женщина произнесла с каким-то благоговением), но после его смерти она заболела, и ей пришлось оставить свою любимую работу, но из клиники она не ушла, оставшись тут на должности простой санитарки. Шаргин был, по ее мнению, весьма профессиональным врачом-психиатром, но, к сожалению, о личных качествах доктора она ничего особенного сказать не может – был он предельно вежлив, но всегда очень сосредоточен. На обслуживающий персонал без особой надобности внимания не обращал, а по работе они сталкивались не часто – он лишь иногда просил ее о небольших услугах.
– Скажите, Анна Григорьевна, кроме пациентов доктора Шаргина, в последний год встречались ли вам здесь незнакомые люди? В том числе, врачи? – осторожно задал вопрос Калошин.
Женщина как-то странно посмотрела на него, потом перевела взгляд на доктора.
– Анна Григорьевна, я ведь вам сказал, что вы можете говорить абсолютно все, – с какой-то нервозностью в голосе сказал Хижин. Она, зябко поежившись, запахнула жилет, обхватив себя худенькими руками. Немного помолчала и произнесла:
– Появлялся здесь очень странный человек. Он приезжал всегда вечером, когда было темно, и всегда в пальто с поднятым воротником и в низко опущенной на глаза шляпе, а когда уезжал, мне неизвестно.
– В чем же заключалась странность? – удивленно спросил Калошин.