Калошин, умываясь, снял с крючка большое белое полотенце и застыл с ним в руках. Опять какая-то смутная картинка возникла перед глазами, мелькая обрывками сна, но, только протянув кончик нити воспоминания, тут же оборвалась. Мужчина досадливо крякнул.
В К*** приехали к вечеру, но решили сразу же приступить к неприятной миссии. Кладбище, несмотря на трагичность своего предназначения, не выглядело мрачным: оно было залито заходящим солнцем, листья берез над скорбными холмиками нежно трепетали на легком ветру, шепча друг другу тайные молитвы о вечном.
Могила, к которой подошли оперативники, была очищена от желтеющей травы. В простой консервной банке стояли белые астры. Были они еще свежи, и сразу становилось понятно, что за этим аккуратным холмиком кто-то ухаживает. Впрочем, это и не было секретом. Женская любящая рука чувствовалась и в натертой до блеска табличке с именем доктора Шнайдера.
И некое кощунство было в нарушении спокойствия могилы, когда острые лопаты ковыряли плотную землю, открывая тайну вечности. Калошин видел, что Дубовик, так же, как и он сам, незаметно передернулся, когда железо стукнуло о дерево гробовой крышки, и, нагнувшись поближе к его уху, тихо произнес:
– Вот это ненавижу больше всего. – Калошин кивнул, полностью соглашаясь с ним, а примкнувший к ним Доронин тяжело сглотнул, прижав ладонь к горлу.
Треск отрываемых досок заставил их подойти поближе к разверстой, как огромная пасть чудовища, могиле. Удивленный возглас вырвался сразу у всех, присутствующих при этом страшном действе: в некогда белом полуистлевшем чреве гроба лежали останки собаки и несколько разбитых кирпичей. Один из понятых резко рванулся в кусты, откуда тут же донеслись утробные звуки. Другой стоял с раскрытым ртом. Полупьяные копатели пребывали в полном ступоре, один из них громко икал.
Дубовик оглядел всех присутствующих, остановил на некоторое время взгляд на собачьих костях, повернулся к Калошину:
– Вот и весь ответ! – постоял некоторое время, махнул рукой рабочим, разрешая все убрать, и первым пошел к машине.
Майор растормошил Доронина, стоявшего в полном оцепенении:
– Пошли, Василий! – и потянул его за рукав.
– Геннадий Евсеевич, вы догадывались? – спотыкаясь и тихо поругиваясь, Доронин шел за Калошиным.
– Ожидали. Теперь-то многое встает на свои места.
– Значит, этот гад где-то засел и играет с нами? – с ожесточением спросил Доронин.
– Получается так. Хотя думаю, что ему теперь не до игр. Дважды уходил, третьего раза мы допустить не должны. Поэтому необходимо усилить охрану нашей влюбленной старушки. Так, Андрей Ефимович? – обратился к Дубовику Калошин. – Кстати, как она? – уже сидя в машине, поинтересовался он у Доронина.