— Да, ваше величество, преступной, — согласился я, зло сверкнув глазами в ответ — слишком долго копилось. — Ибо непреступная власть не может поступать так со своим народом, со своими подданными. Которые, кстати, всё ещё верят в свою королеву-защитницу. Это я так, к слову…
…Так что да, ваше величество, я возлагаю вину за произошедшее на Лею Аманду Катарину Веласкес, королеву этой планеты, — закончил я. — Женщину, находящуюся у власти все эти годы и лично курирующую взаимоотношения с Марсом и марсианами. Я считаю, что именно её преступные и антинародные деяния довели страну до бунта, пока только национального, и именно она должна нести ответственность за произошедшее, как и разгребать последствия.
Воцарилось молчание. В большей степени, конечно, был ошарашен господин Ноговицын, её величество, видимо, зная меня, в шоковое состояние от наглости не впала. Я бы даже сказал, ей нравилось мое поведение, как нравится воспитателю пусть неправильный, но искренний и важный для развития поступок воспитанника. Наконец, её властный голос произнес:
— Всё сказал?
Я лаконично кивнул.
— Браво! — Она захлопала в ладоши. — У меня небольшое déjà vu, нечто подобное я уже слышала при других обстоятельствах и немного в другом месте, но всё равно похвально. — Повернулась к господину Ноговицыну. — Я же говорила, наглый до безумия!
— Наверное, есть в кого? — мягко заметил марсианский президент с легкой улыбкой. Королева вздохнула.
— К сожалению. У тебя есть к нему вопросы?
Тот пожал плечами.
— Технических — нет. Только, скажем так, эмоциональные.
Королева жестом показала: «Он в твоей власти». Её гость прокашлялся и спросил:
— Хуан, вот ты сказал, что сделал бы то же самое, зная последствия. В этой связи мне непонятно, как ты отнесся к информации о погибших и покалеченных? Тебе плевать на них, или всё-таки жаль? Её величество не акцентирует на этом внимания, но мне крайне интересно!
Я вздохнул и пожал плечами.
— Разумеется, жаль, сеньор. Но, понимаете, всему есть своя цена. В том числе и произошедшему. Иначе быть не могло — слишком долго и слишком сильно между нашими народами закачивалась ненависть, и в этом нет моей вины.
— Ты не ответил. Я не о самооправдании. Я об отношении. — Его глаза вновь грозно сузились, и я понял, почему этого человека боятся миллионы людей. У меня у самого от его взгляда по спине пробежали мурашки, хотя он мне никто.
— Да, мне жаль, — признался я и снова вздохнул. — Я сожалею о каждом погибшем, о каждом пострадавшем. Но есть такая вещь, «национальная гордость», «национальное достоинство», сеньор. Они не имеют цены. Вы, как основатель проекта «Энергия» не можете не знать этого.