Только малышам было на это всё равно. У начальной школы как раз начиналась вторая смена, и на первом этаже была куча детей: из второго, третьего, четвёртого класса. Ещё совсем маленькие, они постоянно что-то вопили, бегали, играли. Один мальчишка пронёсся у Ники под ногами – так близко, что она едва не споткнулась.
– Эй, мелюзга! – гаркнул вдруг Серёжа.
Подрезавший их мальчишка опрометчиво затормозил, и Серёжа тут же ухватил его за плечо, подтащил ближе. Пальцы его больно вцепились в руку мальчика – Ника видела, как он изо всех сил сжал зубы. Сердце кольнуло жалостью, захотелось попросить Серёжу смягчиться, но она отчего-то промолчала. А тот навис над мальчишкой, грозный и страшный.
– Ты чего творишь, идиот? Получить хочешь? Давай, извиняйся!
– Извините, – робко ответил мальчишка.
– Не слышу! Громче давай, чтобы вся школа урок усвоила!
– И-извините! – мальчик попытался говорить громче, но запнулся.
– Ты чего, не только тупой, но ещё и глухой?! Я тебе что сказал?!
Ника не знала, кто смотрел на Серёжу с большим испугом: мальчишка или она сама. Ей почему-то казалось, что Серёжа никогда не был таким, не мог – он должен быть добрым, понимающим, вежливым.
– Серёж, – осторожно проговорила она, потянула его за рукав.
– Чего? – тот недовольно обернулся.
Нике захотелось отступить – таким пугающим было его лицо. Но она удержалась, лишь заговорила тихо, совсем как мальчишка:
– Оставь его. Ни к чему.
С секунду ей казалось, что Серёжа высмеет и её, но тот вдруг дёрнул плечом, ухмыльнулся:
– Ты права, нечего на эту мелюзгу время тратить, – повернулся к мальчику. – Вали давай.
Напоследок Серёжа ответил мальчику подзатыльник. Ника ничего не сказала – и устыдилась этого. Всё время, пока они шли к выходу из школы, переступали порог, спускались с крыльца её не оставляло чувство неправильности происходящего. В её мечтах было совсем не так.
– Вероникааа… – вдруг что-то привлекло её внимание.
Ника остановилась, повернула голову и с удивлением обнаружила рядом девочку лет тринадцати, взъерошенную и курносую. Она стояла, с опаской глядя на Нику снизу-вверх, и протягивала ей бумажку. Ника присмотрелась: сто рублей.
– Зачем они мне? – удивилась она.
– Но как же… Ты же сказала, что если я тебе две тысячи отдам, то он… – девочка покосилась на Серёжу и не договорила, тут же поспешила отвернуться. – И разрешила по частям приносить, да же?
Её слова о чём-то напомнили Нике. О чём-то важном, что маячило на грани сознания ещё с урока математики. О чём-то, связанном с холодом и страхом, но ещё – с солнцем, с летом и с пением…