— Да, я видел, как сражается этот легион, — буркнулдиктатор, — просто пока ему везёт, ничего более…
— А я связываю это везение с тремя воинами, которые сейчас его возглавляют, — хмуро сказал Атилла, сжав в бессилии кулаки. — О, как я хочу снова встретиться с ними и продолжить наш прерванный поединок.
— Как я знаю, ты первым прервал его, — засмеялся Бадур, желая уколоть своего подчинённого.
Однако диктатор тут же осёкся и перестал смеяться, когда увидел взгляд Вереса. Как ни храбр и безрассуден был Усем Бадур, даже он понял, что испытывает сейчас неимоверный ужас перед стоящим напротив него воином. Атилла грозно смотрел на своего господина, и в его взгляде сосредоточилась вся ненависть, которую только можно было себе представить. Бадур понял, что его жизнь висит на волоске, и ничто и никто не сможет его спасти. Поэтому диктатор сразу попытался разрядить обстановку:
— Прости, мой друг, — заискивающе вежливо сказал он, Атилле, — я неуместно пошутил над тобой и разбередил твою болезненную рану. Но сказал я так, потому что не считаю тебя проигравшим в той дуэли. Если бы твой «Рейтар» сражался со всеми тремя их кораблями по очереди, без сомнения, ты уничтожил бы их всех. Но эти трусы напали одновременно, чем покрыли себя несмываемым позором. Боги видят такую подлость и не простят им, поверь. А ты же навсегда будешь оставаться в моих глазах и в глазах всех жителей Империи — самым великим поединщиком!
Бадур сколь угодно долго мог лить мёд в уши Вереса, только бы тот быстрей успокоился. Атилла, услышав слова диктатора, действительно взял себя в руки. Его взгляд стал прежним, а на устах появилась горькая усмешка.
— Да, я первым вышел из боя, но только потому, что один из моих соперников предложил прекратить наше затянувшееся сражение, — после некоторого молчания, сказал Атилла. — Мои враги сами понимали, что поединок нечестный и старались закончить его, не потеряв лица. Однако я не могу назвать этих воинов — трусами. Нет, они безусловно храбрецы, которые, зная, кто находится перед ними, не побоялись вступить в бой. И кстати, каждый из них сражался со мной, как не сражался ни один из великих поединщиков до этого. Я подтверждаю высочайший класс их кораблей и высочайшее боевое мастерство их командоров, ну, по крайней мере, двух из них, с которыми я сражался.
— А, третий?
— Третий, который и предложил закончить драку, не известен мне, — задумчиво ответил Атилла, — но он поразил меня своим благородством и мудростью. Если быть до конца честным, то я бы мечтал иметь рядом с собой таких друзей и верных боевых соратников. Их лица стоят у меня перед глазами, и я не могу понять, ненавижу ли я этих воинов или восхищаюсь ими.