Внешне Шульц казался совершенно спокойным, но по рвущимся из него словам, словно лезвиями, рассекающими пространство, можно было усомниться.
— Не получится.
— Ч-что именно? — нервно сглотнув, я сделала шаг назад и упала обратно на диван. Теперь Шульц нависал сверху, как скала.
— Не получится трахаться с кем-то другим, Браун. Даже по телефону. Даже, черт тебя дери, в фантазии! — словно нечто само собой разумеющееся заявил он. Как бы я ни хотела, взгляд все равно время от времени попадали на его выпирающую ширинку.
— Почему это? — губы двигались сами, слов я не слышала. Лишь видела, как неторопливо он стягивает галстук, а после умело и буднично наматывает его на свой кулак.
— Потому что ты моя, — поставил точку в этом разговоре Конрад. — И принадлежишь только мне.
— Нет, Конрад, — на жадном вдохе прошептала я, крепко вжимаясь пальцами в мягкую обивку. — Не принадлежу! Человек вообще не может принадлежать кому-либо.
Резко опустившись, Конрад сделал три резких движения, будто военный, обученный ловкости: раз — завел мои руки за спину, два — закрутил на них галстук и крепко его стянул на запястьях, три — потянул вверх, заставляя меня подняться вслед за ним.
— Что ты творишь? — зашипела я, тяжело дыша. Легкий дискомфорт смешивался с полным недоумением и нарастающим страхом.
— Напоминаю тебе, — не жалея, Шульц не глядя сбросил со стола все, что там находилось. Импульсивно, с безумными глазами и раздувающимися крыльями носа. Будто бык, раззадоренный красной тряпочкой. — Чья ты, Эмми Браун.
— Немедленно отпусти меня! — я взвизгнула, когда Шульц сжал края блузы, а затем разорвал пуговицы одним движением. Приспустив ткань вниз до локтя, он напрочь отсек любые возможности пошевелить руками.
— Ты сама напросилась, — хрипло, непривычно низко шикнул он, с поволокой осматривая мою грудь. Руки его крепко сжали окружности, будто громко крича «мое», пока коленом он шире развел мои бедра и слегка толкнул, заставляя повалиться назад. — Клянусь, я хотел просто уйти, но ты не умеешь держать свой дьявольский язык за чертовски сексуальными губами.
— Что?! — ахнула я, отчего Шульц будто отмер. Он поправил напряженный член в узких брюках, а затем судорожно принялся возиться с замком брюк. И если бы не трагичность ситуации, я нашла бы его суетливость забавной.
— То, что слышала! — рявкнул он, скрипя зубами. Наконец, пуговица поддалась, мужчина потянул джинсы вниз на уровень колен, чем лишил дееспособности ноги. И, если быть совсем уж честной, до этого они мне тоже не особо помогали. — Ты специально делаешь это… Доводишь меня до безумия. Потому что тебе нравится.