— Лада — зовет Спартак.
— Что тебе? — царственно окидываю его взглядом. Хочется, конечно, «смерд» добавить, но через чур, как-то будет.
— Уздечку отвяжи, протяни руку. Это руль- глотает смех Спартак.
Замираю, вот тебе руль, дура, еще и вслух сказала. Отвязывай и вперед, там сзади еще и коробка передач есть. Боже мой, идиотка, я в его присутствии, мало того, что неуклюжая, как валенок, еще и говорю вслух.
— Спасибо — выдерживаю немного подмоченный царственный вид до конца.
Едем шагом, Я впереди, а Спартак позади. Молча, каждый думает о своем. Дорога домой кажется длинной. Странное чувство грусти и какой-то недосказанности повисает между нами. Доехав, я сама спрыгиваю с Беллы, на прощание треплю ее за гриву. Она оставила мне незабываемые впечатления. Поднимаю взгляд на Спартака, и хочу попрощаться. Секунда, и он рядом со мной. Прихожу в себя, когда понимаю, что, впечатав себя, Спартак меня страстно целует. Одной рукой, ухватив за шею, а другой за талию. Держит крепко, не давая пошевелиться. Целует жадно, вылизывает языком, как будто пьет меня.
Наплевав на весь мир, я отвечаю ему всем своим телом. Обнимаю его и глажу по шее, груди. Пробую на вкус, наслаждаюсь его языком, и нежными, такими сексуальными губами. Фейерверк долбит внутри меня свои фонтаны огня. Спартак стонет в мои губы, еще немного, и он загонит меня себе под кожу.
— Лад…я хочу…очень — стонет он — ты мне по ночам снишься, как кончаешь подо мной….как просишь еще….пожалуйста.
Его слова действуют на меня, как кипяток. Еще бы секунда и все, сдалась бы, пропала. Но я не могу. Что мое, то должно быть моим. Довольствоваться вторыми ролями не хочу. Что мне стоило вырваться из обволакивающего тумана по имени Спартак, буду знать только я, и помнить об этом.
— Прости — высвобождаюсь из его объятий — прости, Спартак.
Разворачиваюсь на пятках и бегу в номер со скоростью ветра.
Ночь практически не сплю. Он сумасшедший. Он..
А я будто бы лучше. Стыд обжигает мои щеки, как начинаю вспоминать, с какой страстью его целовала. Но у меня для себя есть оправдание, слабое, конечно. Если бы он не испытывал, хотя бы тысячную долю огромной симпатии, то не был бы таким чувственным. Невозможно было не повестись на такую неприкрытую страсть. Он хотел, он желал, он вожделел меня. Так искренне, так проникновенно, так жарко. Как было устоять?
Мечусь в кровати, заворачиваю простынь жгутом. Здесь, в номере, почти под утро, я сама себе могу признаться и об этом никто не узнает, я хотела его. Эта мысль не дает мне покоя и приводит в бешенство. Боюсь, что он почувствовал мое колебание. Плохо-плохо-плохо!