— Рассказывал же я тебе про племяшку свою, Алексеевич, — обращается невысокий крепыш к более худому коллеге, — Вот, похожий хлыщ судьбу Зинке испохабил, подлец. Но мы сейчас проучим очередного любителя девок портить. А можно и по партийной линии дело провести, наверняка этот вражина ещё и женат.
Так-то я их особо не боюсь. Смущает только газовый ключ, торчащий из безразмерных ватных штанов крепыша. Против него у меня точно нет приёма.
— Дяденьки простите, — звонким голосом восклицает Таня, — Мы так репетировали. Товарищ режиссёр не верит в мой талант актрисы. Пришлось убеждать его таким образом.
Народ выдохнул и одновременно загалдел. Только крепыш некоторое время смотрел в глаза няши, а потому буровил меня своими зыркалами с прожилками красных сосудов. Успокоившись, работяги заняли свои места. Народ же возбудился и обсуждал произошедшее. Пара девиц из молодёжной компании бросала на меня недвусмысленные взгляды. Вот чего они все лезут в кино?! Напротив меня сидит вполне себе разумная девица, которая, имея талант актрисы, на сцену точно не стремится.
— Ну а вы, мой поперхнувшийся сосиской принц, умеете только сидеть в кресле, надув щёки, и кричать, что вам не нравится очередной дубль?
Вот же язва. Но какая обаятельная и красивая! Ну хорошо.
Резко поднимаюсь со своего места, беру за руку проходящую официантку, которая пискнула от неожиданности. Чёрт, сегодня день открытий. Может, не такие огромные как у няши, но весьма выразительные голубые глаза на точёном личике. Высокая, под метр семьдесят, даже под мешковатым халатом и фартуком понятно, что с фигурой там полный порядок. Несколько каштановых прядей выбивается из-под форменного чепчика. Так, чего-то я опять не туда, судя по тому, что в зале опять воцарилась тишина. Смотрю в глаза красавице и начинаю декларировать самым проникновенным тоном. Умел Лёха читать стихи, особенно девушкам.
Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух.
Да, таким я и буду с тобой:
Не для ласковых слов я выковывал дух,
Не для дружб я боролся с судьбой.
Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,
По звёздам прочитать ты умел,
Что грядущие ночи — темней и темней,
Что ночам неизвестен предел.
Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрест
Ни один не мерцает маяк.
И тому, кто не понял вещания звёзд, —
Нестерпим окружающий мрак.
По мере чтения глаза девушки покрылись какой-то поволокой, будто она улетела вместе со словами в тот окружающий мрак. Когда я закончил, некоторое время была тишина, а зачем зал начал хлопать.
— Это же Блок, — а голос у официантки вообще умопомрачительный, такой с хрипотцой, — Но мне Есенин больше нравится.