Он ошибся. Она вдруг тихо вздохнула, ее губы едва ощутимо шевельнулись, и спустя вечность он понял, что она не только не отвергла его, она вернулась в его поцелуй и осталась там.
Он прижимал ее к себе все теснее и теснее, шаря руками по гибкой горячей спине, норовя расположить их там с максимальным удобством. Потом его озарило, что с удобством не получается, потому что спина слишком узка сразу для двух ладоней и вторую он переместил ей на бедро, забираясь под плотную ткань юбки и дурея от собственной смелости. А потом… Потом он уже и не помнил ничего. Только атласная непостижимо гладкая кожа под его пальцами, только пьяняще-покорные губы под его губами. И еще тонкий, влажный аромат морской свежести, исходящий от ее волос.
Рукой она поймала его ставшие слишком проворными пальцы.
— Остановись, — задыхаясь, проговорила она и добавила совсем тихо, — пожалуйста!
Высвободившись из его объятий, она встала и отошла к краю склона. Тут же навалилось чувство горестного одиночества и пустоты. Не в состоянии больше мириться с этим, он шагнул вслед за нею, обхватил обеими руками, прижимая спиной к себе.
— Я не могу, Джей, — прошептала она, глядя прямо перед собой. — Прости.
Он зарылся лицом в распушившиеся волосы, прикрыл глаза. Она не отстранилась, и он увидел в этом хороший знак. Еще крепче прижал ее к себе и едва слышно проговорил:
— Я подожду.
Дублин, осень
Дублин встретил дождем с мокрым снегом. «Ну, это уже чересчур!» — удрученно думала Алиса, боязливо выглядывая из-под зонта и взмахом руки останавливая машину такси. Возвращение из лета в зиму обернулось настоящим стрессом. Мучительно захотелось обратно на белые камни Родоса, к ласковым лазурным волнам моря, под расслабляющее тепло южного неба, такого же пронзительного синего оттенка, как его глаза.
Думать об этом было нельзя. Мысли о Джее вызывали глубокое смятение, тревогу, смущение, трепет и целый коктейль других, гораздо менее внятных чувств. Но она все равно думала. И вспоминала о том, какими были эти дни на острове, и как всё изменилось вчера.
Джей сам чувствовал повисшую между ними неопределенность, мучился ею, но преодолеть не мог. Слишком мало времени у них оставалось. Нет, не мало, его у них не оставалось вообще. Поэтому и прощание в аэропорту Афин вышло каким-то дерганым и скомканным, словно один из них хотел сказать слишком много, а второй боялся слишком многое услышать.
— У нас концерт в Лондоне в конце декабря, — произнес Джей уже после того, как объявили регистрацию на его рейс. — И если ты… может быть, если ты вдруг захочешь…