Через год Клайв всё так же работал, обслуживая нужды города, сидя в своем удобном кресле, погруженный в жизнь «эко-общества», когда зазвонил легкий звоночек. В сети пришло видеосообщение. Клайв отвлекся от работы, щелкнув на один из тумблеров.
– Посмотрим, что тут у нас, – наскоро допивая йогурт, пробормотал Клайв, открывая видеофайл. Проектор зажужжал при включении и бросил голографическую картинку на центр комнаты. В исхудалой, изможденной фигуре с большим трудом узнавался Стив. Само лицо его было каким-то чужим, отстраненным от этого мира. Взлохмаченные волосы, поникшие плечи, сутулая спина и худоба, как у чахоточного, плохо сочетались с выразительными живыми глазами. Губы Стива задвигались, и через секунду донесся знакомый голос:
– Здравствуй, братец. Не сразу решился поговорить с тобой в последний раз, но боюсь, что другой возможности может не быть. В последнюю нашу встречу тебя не обнял даже. Знаешь, кажется, что мы хороним сами себя, свои настоящие чувства, боясь проявить какое-то сердечное тепло, заменяем их какими-то фальшивыми отношениями, фальшивыми ценностями, ставя во главу угла совсем не то, чем должны бы жить люди. Знаешь, Клайв, за этот год мне едва ли не каждую ночь виделись мои родители. Не знаю уж, где витал во сне, могут ли то быть в самом деле они, или это лишь плод моего воображения. Но общался с ними так живо и тепло, как не позволял себе за всё время нашей совместной, взрослой жизни. И теперь я думаю, что если бы мы обменивались дарами наших сердец за время будничных дел, служили интересам друг друга, то, может, они были бы сейчас целы, пережили бы разлуку по моей вине. Ведь теплились бы в сердцах огоньки наших разговоров, наших путешествий, наших общих дел. Где-то осталась моя большая вина, что я так не смог жить, не преодолел те стенки разногласий, что мы совместно соорудили. Но как жаль, что понимаешь это так поздно! Не давал мне покоя тот мужчина, которому вместо руки помощи я бросил руки злобы и неприятия, лишил его, быть может, возможности одуматься до конца своей быстротечной жизни. Его образ преследовал меня во всех играх, во всех дневных путешествиях, так что, в конце концов, я от них от всех отказался. Не помню, о чем думал, сидя у себя в комнате днем. Наверное, о том, чтобы скорее наступила ночь. У меня пропал аппетит. Медики отмечали ухудшение общего состояния несмотря на то, что видимых причин болезни не находили. Недоумевали, почему же мой организм вдруг, имея в себе всё необходимое для полноценной жизни, стал чахнуть, отвергая спасительные вакцины и внутривенное питание. Может, для них это так и останется тайной. Но для меня совершенно ясно стало: мы живы, пока живем по-человечески; когда же перестаем так жить, то сама природа восстает против нас, лишая нас всех тех благ, которыми так щедро одарила. Знаешь, Клайв, это сообщение должно тебе отправиться, как только… как только, в общем, когда, ты понимаешь… Прощай, хочу тебе сказать. И живи с пользой! Надеюсь, ты рано или поздно выйдешь на улицу, вдохнешь свежую струю весеннего ветра, увидишь своими, а не виртуальными, глазами закат и рассвет солнца. Это удивительное зрелище, которого мы себя лишили сами. Бывай, братец!