Филипп Петрович тыкал вилкой в тарелку с капустой, рассказывал сугубо серьезно:
— …снег рыхлый, по самые плечи погруз я в сугроб, а они, ведьменята, много их, за ноги меня, как столб, поднимают, ставят торчком…
Смеялся и Савва. Вера по секрету ему призналась во всем. Агафья Степановна сердито покачивала головой:
— Вот ведь шалые девки эти! А долго ли бы человеку шею свернуть? И задохнуться в снегу можно очень просто.
Но Филиппа Петровича уже одолевала мужская гордость.
— Шею-то свернуть, понятно, Агаша, я бы не дал. И задохнуться себе не дозволил бы. Все же не куренок я, сила есть. Одно удивительно: как они врасплох захватили?
Поглядывая на помирающую со смеху Веру, Савва поддержал его:
— Добро бы меня, Филипп Петрович. У меня зрение плохое. А ты человек дальнозоркий. Ну, попался этим ведьменятам в лапы — это еще можно простить. А вот как ты не разглядел из них ни одной? Что тут тебе глаза закрыло?
— Говорю: сперва шалью глаза мне окутали, а потом головой в снег погрузили. Снег один я только и видел…
Метель за окнами разыгрывалась все сильнее, еще злее и ожесточеннее трясла она железные водостоки, на разные голоса свистела в трубе. Савва прислушался.
— Это ведьмы шабаш справляют. Беда, если по трубе сюда ведьменок какой-нибудь спустится да в доме останется. Ты не боишься, Веруська?
Агафья Степановна перекрестилась.
— Савва, какие ты ужасти говоришь к ночи! А коли и вправду такая нечисть опустится?
Савва незаметно для нее подмигнул Вере.
— Ну, дома-то я ей, Агафья Степановна, бесчинствовать не дам. Живо успокою.
— Ты с этим не шути, Савва, — сказала Агафья Степановна. — Оно в чертей ныне хотя и мало кто верит, а черти все же есть. Вот, скажу я тебе, было со мной вчера. Согрешила, в праздник взялась починяться. Разложила на столе всю свою принадлежность — ножницы справа, как всегда — и взялась за работу. Надо, мне на заплатку отрезать, я рукой по столу шасть — а ножниц нету! С места не вставала, ко мне не подходил никто. Все перетрясла, кругом обыскала, и в тряпках, и на полу, ну нигде нет — и только. Так и отступилась, бросила работу. Праздник праздновать стала.
— А ножницы, мама? — спросила Вера, переглянувшись с Саввой. — Так и пропали совсем?
— Почему же пропали? На гвоздике у двери оказались. А нашла только вечером.
Вдруг раздался сильный стук в окно.
— Черти! — серьезно сказал Савва.
Стук повторился. Филипп Петрович замер, открыв рот. Агафья Степановна вытянулась. Вера вопросительно глядела на Савву. Тот пожал плечами.
— Не знаю. Стучат — открывать надо.
Пошел к двери. Вера побежала за ним.