В этот день Лиза забыла навестить больную мать, забыла зайти в лавочку к Могамбетову и купить соли. Домой она пришла в слезах.
— Порфиша, сегодня я видела Борьку. Сходи… Ну, сходи к Ивану Максимовичу. Приехал он. Сходи. Ты обещался.
Они поговорили коротко, но очень серьезно. Мальчик привык к богатой жизни. Даже если его отдаст Василев, захочет ли он сам жить в бедной семье? Ведь он все уже понимает.
— Порфиша, да разве какое богатство заменит ему сердце матери? А та… Та не любит его. Я знаю. И он ее тоже не любит.
Порфирий промолчал, глядя в пол.
В ближнее воскресенье Порфирий пошел к Василевым. Он нарочно выбрал время после обедни, когда купец вернется из церкви и успеет хорошо поесть. От Клавдеи он знал, что Иван Максимович в такие часы бывает наиболее благодушным.
Горничная Стеша не пустила Порфирия дальше холодных сеней.
— Ты что, обалдел? К Ивану Максимовичу? Сегодня? Не зна-ю, — насмешливо пропела Стеша, пританцовывал на морозе и пряча руки под белый, отделанный кружевами передник. — Не зна-ю…
— Зато я знаю, — сердито вырвалось у Порфирия. Еще эта… станет им распоряжаться. — Ну… пусти!
— Стой пока здесь, а я схожу спрошу, — сразу меняя тон, сказала Стеша. Она запомнила настойчивость Порфирия, когда тот ходил, добивался от Елены Александровны писем своей, жены.
Порфирию пришлось ждать недолго. Постукивая каблучками, Стеша выбежала в сени, сказала немного удивленно:
— Примет, — и повела его за собой.
Порфирий бывал в старом доме Василева. Этот дом, сделанный из леса, срубленного руками Порфирия, он видел только снаружи, дальше порога Елена Александровна его не пускала. Богато было в прежнем доме Василева, ничего не скажешь, а тут еще богаче. Порфирий шел, ступая по мягким коврам, глядел на красивые картины в тяжелых багетных рамах, на бронзовые и мраморные статуэтки, там и сям поставленные в углах, и думал, что за одну такую каменную собачку, если бы купить, ему, Порфирию, пришлось бы работать, наверно, не меньше, чем полгода. А что такая собачка для состояния Василева? Все равно что свистулька из тополевого сучка, которую весной Порфирий вырежет, посвистит и бросит. Как расперло богатством этого человека! Раньше, когда Василев не был еще таким тузом, он звал Порфирия Порфишкой. Как назовет теперь?
Стеша открыла дверь кабинета, сказала:
— Заходи, — и кулачком слегка подтолкнула его в спину.
Порфирий понял: вовсе не потому, что он замешкался или оробел — он шел спокойно и твердо, — нет, так полагалось в этом доме. Надо, чтобы каждый входящий сюда уже в Стешиной руке чувствовал руку самого Василева, которая может все — и «слегка подтолкнуть» и беспощадно вышвырнуть вон.