Иван Максимович стоял посреди кабинета — по-домашнему, без сюртука. Даже жилет у него не был застегнут, и оттого немного пузырем на груди выступала накрахмаленная сорочка. Но сам он не раздобрел, как все в его доме, он даже стал суше. Порфирий на свежий взгляд это сразу заметил. И кожа на лице нездоровая, желтая. Так бывало прежде у самого Порфирия после запоя, когда все болело и словно ссыхалось внутри.
— Здравствуй! — сказал Василев и сделал шаг навстречу Порфирию. — Давно я тебя не видал… Коронотов.
— Здравствуйте, Иван Максимович.
Хозяин протянул руку. Порфирий пожал ее, ощутив на мгновение в своей ладони холодок золотых перстней.
— Ну, садись да рассказывай. — Василев посадил Порфирия у стола в мягкое обитое коричневым бархатом кресло, пододвинул другое такое же себе и сел напротив. — Как живется?
— Хорошо живется.
— Слава богу! Ты ведь, кажется, теперь служишь на железной дороге?
— На железной дороге.
— Говорили мне: там у вас было что-то такое…
— Бастовали рабочие.
— А не пострадал за это никто? — заботливо спросил Иван Максимович и наклонился: — У тебя как? Тебя не обидели?
— Работаю, — сказал Порфирий, стремясь разгадать, хитрит Василев или на самом деле у него сегодня такое доброе настроение. — Работают и другие. Только одного, слесаря Терешина, уволили.
— Да? И хороший слесарь?
— Самый лучший во всех мастерских.
Василев сострадательно качнул головой, опустил мясистые веки.
— Строго наказывают. Зачем это увольнять? Но, я слышал, в других местах поступают и еще круче. Увидишь Терешина, скажи: пусть приходит, возьму к себе. Нужен мне слесарь хороший на паровую мельницу. И человеку в беде помочь хочется. — Он опять наклонился к Порфирию: — Как семья, здорова?
— Жена здорова, а мать в больнице лежит.
— Ай-яй-яй-яй! А эта… Клавдия? Она тоже у тебя живет?
— Вот она и в больнице.
— А я ведь полагал, что Клавдия тебе тещей приходится.
— Зову матерью.
— Ага. Это хорошо. — И хватит, пожалуй, внимания к этому мужику. Пусть теперь он говорит, что ему нужно. Впрочем, известно и это. Иван Максимович устало откинулся на спинку кресла. — Мне тоже что-то все нездоровится.
— Я вот зачем пришел к вам, Иван Максимович, — уловив нотку нетерпения в голосе Василева, сказал Порфирий. — Насчет сына жены моей.
— Так я и подумал. Тут у меня Елена Александровна, кажется, не очень приветливо встретила твою жену. Извини. Боится. Она, жена твоя…
— …из тюрьмы, — спокойно помог Василеву Порфирий. — Каторжница.
— Мм… А Люсе это представляется уже бог весть чем. От тюрьмы же и от сумы, как говорят, не отказывайся. Правда?