Красота предрассветного неба, пение горной реки, прелесть улыбающейся Маты – вот что вдохновляло его просыпаться и радоваться новому дню. Оно же заставляло его пробираться по ночам тёмными коридорами, чтобы забрать из пещеры оставленную учителем после урока книгу. Не раз Вейлин попадался. Верховный жрец наказывал его за воровство, но никакие наказания не могли сравниться с участием в жертвоприношениях. Подумав об этом, Вейлин сморщился и убрал кинжал в сапог. Больше никаких жертвоприношений.
Солнце ещё не показалось над лугом, а юноша уже добрался до окраины и сидел на упругом мешке, вдыхая предутренний сыроватый воздух, пахнущий землёй.
Девушка пришла с первым румянцем в небе, точно сегодня по какому-то волшебству светило взошло не над лугом, а выплыло из-за одинокой, поросшей травой хижины.
Дорога через лес заняла весь день, и Вейлин не чувствовал ног, когда они вошли в таверну, а Мата уже почти засыпала, склонив голову ему на плечо. В холщовом мешочке на поясе звякнули деньги, и юноша отсчитал ровно столько, сколько нужно, чтобы снять комнату на втором этаже и оплатить повозку, чтобы выехать ранним утром в город.
Дверь скрипнула и в опустевшую таверну ввалилась компания подвыпивших мужчин.
– Побольше эля! – кричали они наперебой.
Вейлин взял Мату за руку и повёл к лестнице, чтобы поскорее убраться, но девушку уже приметили весёлые посетители.
Мата взвизгнула, когда один из них с рыжей бородой и красными глазами – щёлочками дёрнул её за косу.
– Ишь, какая, ты погляди! – прохрипел он, и друзья радостно загалдели, требуя ещё больше эля и пытаясь увлечь девушку за столик.
Хозяин таверны юркнул на кухню то ли за элем, то ли просто подальше от буйствующих гостей.
– Мы уходим, – придав как можно больше грубости голосу, рявкнул Вейлин, не выпуская руки Маты.
Рыжебородый, недолго думая, ударил Вейлина по лицу. В голове зазвенело. Бывало, что парень пропускал удары кузнеца, когда тот учил его драться, и к этому звону давно привык, но не удержавшись на ногах из-за тяжёлого мешка, повалился на спину возле ступеней.
Тем временем Мату потащили к дальней стене.
– Вейлин! – закричала она, и этот крик хлестнул его по ушам хуже, чем треск и гул жертвенного костра.
Парень поднялся на ноги, сбрасывая мешок с плеч.
Рыжебородый повернулся и сделал шаг навстречу, потирая кулаки перед следующим ударом. Вейлин наклонился, вынул из сапога кинжал и метнул оружие. Семь лет он каждый день метал его в дощечку на стене. Рыжебородый на мгновение замер, с недоумением глядя на юношу, и рухнул лицом вниз.