– Не-а (Uh-uh), – смеюсь я, хватая руку Рейн и прижимая к ее голове. – Пока нет.
Ротик Рейн кривится, и мой член дергается в ответ, вспоминая, как чертовски хорошо было находиться в нем.
– Ты можешь ухватиться вот здесь. – Я кладу ее руку ей на грудь и слегка сжимаю ее, вызывая хихиканье. – Можешь здесь. – Я кладу руку себе на голову, и она дергает меня за волосы. –Или прижать сюда. – Я переплетаю свои пальцы с ее и чувствую внезапный электрический разряд, соединяющий нас вместе в тот момент, когда наши ладони встречаются. – Ясно?
Рейн кивает, но веселья больше нет на ее лице. Доверчивые глаза смотрят на меня с нежностью и любовью. Она подносит наши соединенные руки к губам и целует мои, покрытые шрамами, побитые костяшки.
Что-то щелкает в моем сердце. Это ощущается так, будто новую батарейку вставляют в гнездо, и я наконец осознаю, что не из-за зияющей дыры в моей груди, с которой я прожил всю свою гребаную жизнь, я ощущал пустоту.
Дыра была для того, чтобы Рейн могла просунуть в нее руку и оживить мое сердце.
Прижимаю наши соединенные руки к фанере над ее головой и снова целую. И на этот раз все кусочки меня на месте. Эта женщина нашла мое сердце расколотым на части и собрала его – и мгновенно я обретаю решимость сделать то же самое для нее. Я вытащу ее отсюда. Подарю ей счастливую жизнь, даже в этом дерьмовом, беззаконном мире, представляющем собой горящую свалку, и отныне буду любить ее так же, как она любит меня.
Как будто вечность действительно существует.
Осыпая поцелуями ее подбородок и шею, я не спешу, наслаждаясь вкусом соли на ее коже, и тем как кровь приливает и пульсирует под ней. Когда добираюсь до соска, медленно терзаю его языком, губами и зубами. Подстраиваюсь под движение ее идеальной груди. Но когда пытаюсь убрать руку, чтобы расстегнуть ее джинсы, Рейн отказывается отпускать. Я улыбаюсь, не отрывая губ от ее разгоряченной кожи, и тяну наши переплетенные руки вниз. Кое-как расстегиваю джинсы и пытаюсь справиться со шнурками на ботинках одной рукой.
Но я не возражаю. Если Рейн захочет держать мою руку до конца своей жизни, я, блять, отрублю ее и отдам ей.
Как только снимаю с нее джинсы и испорченные трусики, Рейн раздвигает для меня ноги, и мне кажется, что я возвращаюсь домой.
Наши руки все еще соединены. Я прохожу дорожкой поцелуев по внутренней стороне ноги от лодыжки до колена, что, должно быть, щекотно, потому что ножка дергается и мне попадает по губам, отчего Рейн снова хихикает. Затем спускаюсь ниже – к нежному, нуждающемуся, блестящему местечку, которое я планирую ублажать следующие несколько часов.